– Неплохо.
Она рассеянно гоняла пальцами по дну миски шарики попкорна. Даже не удосужилась оторвать взгляд от последней серии реалити-шоу про братьев-дизайнеров, чтобы увидеть мою приплюснутую тканью грудь и блестящий живот, напоминающий сосиску в оболочке. И конечно же, она не видела, что я закатила глаза и ушла наверх, хлопнув дверью спальни, как это обычно делают рассерженные подростки.
Тут свадебный диджей с конским хвостом (интересно, все свадебные диджеи носят хвосты?) с чего-то вдруг решает, что в 2017 году люди до сих пор обожают «Танец маленьких утят». Из колонок раздается кряканье, затем голос:
– Приглашаем на наш танцпол мистера и миссис Холмс!
И внезапно мой отец, Уолтер Холмс, тот, который в детстве забирал меня после футбола и клал мне перед сном в кровать плюшевого слона Бобба, оказывается в центре зала и начинает хлопать руками и вилять задом… Кря-кря-кря-кря.
Не могу на это смотреть. Бармен «почти красавчик» просто обязан меня спасти, но по-прежнему не смотрит в мою сторону, а только пялится в телефон. Отказавшись от плана с черенком (и как можно изящнее выплюнув его в салфетку с монограммой бара), я достаю из разложенной веером стопки картонную подставку. Кладу ее на самый край барной стойки. Ловким движением кисти подбрасываю в воздух и быстро ловлю, едва она успевает взлететь.
Этому трюку меня научил дедушка, когда брал с собой в загородный клуб. После очередного раунда в гольф он входил в здание, а я уже сидела на табурете у бара, болтая ногами, потягивая содовую через соломинку и выковыривая кешью из пластиковых мисок с солеными орешками. И пока мы ждали обед, он подкидывал одну из подставок и ловил ее быстрее, чем я успевала заметить.
– На дам всегда действует безотказно, – говорил он и подмигивал какой-нибудь официантке, при этом во рту у него едва заметно поблескивал золотой зуб.
На первый взгляд никогда не подумаешь, что мой дедушка – великий американский художник Роберт Паркер. С его склонностью носить мятые брюки цвета хаки, вязаные жилеты и подтяжки он больше похож на завуча средней школы на пенсии, чем на гения, когда-то продавшего картину Джорджу и Амаль Клуни.
Но даже если люди не всегда узнают его по внешности, то уж точно – по стилю картин, которыми он так знаменит: обычно это семейные сцены, полные напряжения, но запечатленные на фоне покоя и безмятежности.
В клубе тоже висела одна из дедушкиных картин, в золоченой раме и с небольшим светильником над ней. Она не особо известна: просто пейзаж, водяная мельница на холме. Эта работа точно не стала бы ответом на вопрос-аукцион в «Своей игре» или на отборочном тесте.
Какое из этих полотен великого американского художника Роберта Паркера наиболее известно?
A. «Полуночники»
Б. «Американская готика»
B. «Читатель и наблюдатель»
Г. «Кувшинки»
Динь-динь-динь! Правильный ответ – В. «Читатель и наблюдатель». Там изображены две фигуры в гостиной: маленькая девочка читает на диване, а мужчина у окна во что-то тревожно вглядывается. Картину выделяют за неоднозначность и ощутимое, почти осязаемое напряжение. Написано по меньшей мере две книги о том, что же такое высматривает наблюдатель. Свою жену? Возлюбленную? Босса мафии после неудавшейся наркосделки? Слабую надежду на американскую мечту? Большинство исследователей пришли к выводу, что непотушенный окурок в правой руке мужчины говорит о беспокойстве.
Эта работа всегда становилась лучшей частью экскурсии нашего класса в Чикагский институт искусств. Сначала учительница объявляла, что картина принадлежит кисти Роберта Паркера, а потом делала паузу, припоминая слухи, будто кто-то в классе имеет отношение к этому знаменитому деятелю искусств. Но поскольку она сомневалась, то ничего не произносила вслух. И тогда какой-нибудь одноклассник толкал меня локтем в бок и спрашивал, не мой ли это папа. А я отвечала, чуть громче нужного: «Вообще-то это мой дедушка». Далее следовали завистливые взгляды и отвисшие челюсти.
Пару раз в начальной школе дедушка проводил у нас мастер-классы. Из-за этого поднималась шумиха, и директор и учителя изо всех сил пытались произвести на него хорошее впечатление.
– Давайте акварелью нарисуем небо, внизу оно будет темнее, а вверху – светлее, – говорил он, встряхивая запястьями и засучивая рукава, чтобы показать нам на примере.
Мы, группа семилеток, даже не представлявшая, как нам повезло учиться у самого Роберта Паркера, пытались копировать изображение с его листа, насколько это было возможно. Пока некоторые рисовали солнце в углу листа в виде светло-желтой четвертинки, я уже понимала, что мой пейзаж должен иметь ясный источник света, озаряющий округлые холмы в стиле Тима Бертона. Мои рисунки всегда получались такими, что другие ученики, идя через весь класс за кистями, останавливались и смотрели на них.