–Прошу вас, не бейте его. Он вам ничего не сделал. Пожалуйста, отпустите Женю.
–Мы отпустим его только в том случае, если ты согласишься драться с нами. Да, да, Илюха, мы наслышаны о твоих тренировках, о твоих боксерских способностях и о твоем дурацком правиле: «вне ринга не бью». А ты нарушь свое правило ради друга. Ну же, давай. Решайся. Всего один бой, ну чего же ты.
Не знаю, кто это говорил: Гена или Рома. Я жутко разозлился на них и начал дрыгать руками, ногами, пытался закричать. Мне хотелось побить мерзавцев, наказать их и помочь Илье. Однако все мои попытки выглядели крайне жалко. Звуки, произносимые мной, были еле слышны, конечности практически не двигались. Никто даже не заметил, что я очнулся. Помолчав минуту, Илья произнес: «Хорошо, я согласен». И началось это. Бой. Неравный, потому что у Гены оказался нож. Я видел, как он доставал его из-под куртки, пока Рома дрался в рукопашную с Ильей. Во мне открылось второе дыхание. Ко мне вернулись силы, я начал кричать и подниматься. Рома заметил это первый. Он кинулся ко мне, оставив Илью своему товарищу. Перед тем, как меня ударили по голове, я услышал пронзительный крик Ильи и увидел нож, всаженный ему в живот.
Когда я пришел в себя, то все еще лежал на земле. Ужасно болела голова, тошнило и хотелось пить. Повернув голову налево, я увидел рядом с собой Илью. Его лицо было полностью окровавлено, руки были изрезаны, одежда тоже, живот был изуродован. Я не помнил, что случилось, не понимал, почему Илья тут, рядом со мной. Я не понимал, что мой друг мертв. Я приподнялся и стал трясти его, сквозь слезы просил его «проснуться». Я кричал, звал на помощь, рвал на себе волосы. Истерика, самая настоящая истерика овладела мной. Я встал, испытывая дикую боль, и, пошатываясь, направился во двор, надеясь найти там хоть кого-нибудь. Меня лихорадило, я дрожал и еле-еле передвигался. Во дворе не было ни души. Все спали; было еще поздно. Никого не обнаружив, я зарыдал от бессилия и беспомощности, сделал шаг и рухнул на землю. Очнулся только на следующий день, в собственной кровати. Открыв глаза, первым делом увидел маму: она сидела со мной все время, пока я был без сознания. Рядом с ней стоял толстый, с длинной бородой и в белом халате доктор. Он смотрел на меня уставшими глазами и, кажется, был не в восторге от моего пробуждения. Мама стала целовать меня в лоб, щеки, плакала и улыбалась, оглядываясь на врача и говоря ему что-то. Я был еще очень слаб, и потому у меня не сразу вышло спросить о том, что интересовало меня больше всего. «Что с Ильей?». Я двигал губами, произнося какие-то несвязные звуки. Мама заметила мои попытки, наклонилась и стала вслушиваться в мой бессмысленный лепет. Когда она наконец поняла, что я говорю, лицо ее изменилось, его исказила какая-то чудовищная скорбь. Она никогда не скрывала от меня ничего и в этот раз решила не изменять себе. «Он умер, Женя. Умер» – был ее ответ. Я снова потерял сознание.
Мы остались вдвоем с Мишей. После похорон Ильи, до самого конца учебного года, мы не ходили в школу. Мама ругала меня за прогулы, пыталась следить за мной, несколько раз за руку отводила в класс. Однако я сбегал, и Миша тоже. Мы говорили, что идем на учебу, но до школы так и не доходили. Бродили по улицам, сидели в подворотнях, пару раз курили, что уж тут скрывать. Нам было так плохо, так одиноко, так пусто внутри. Я не чувствовал ничего, и Миша тоже. В то время я практически не встречался с Варей: не хотел своими страданиями заставлять ее переживать и мучиться. Однако именно Варя помогла мне справиться со всем тем ужасом, который пришлось пережить. Именно она. И, конечно, Миша.