Дорога вокруг озера показалась вдвое длинней. Когда я достиг хребта, мое внимание привлекло некое движение у берега. Из высоких воздушных потоков спикировал орел. Отразившись в озере, он крыльями поднял рябь на воде, затем приземлился на выступе, за которым ранее прятались четверо немцев, спугнув стаю воронов. Вдоль берега кралась лисица.
Наконец я дошел до соснового леса, где мы ночевали несколько дней назад, и бережно опустил Шарлотту на землю.
Глаза у нее были закрыты, лицо напряжено от боли. Отто обнюхал женщину, а когда она не отреагировала, принялся тыкаться ей в лоб. Я похлопал ее по щеке, взял тонкую руку и, нащупав слабый пульс, с облегчением закрыл глаза.
— Шарлотта… — прошептал я, отводя пряди волос с ее лба.
Она открыла глаза:
— Только ты меня так называешь…
Отто лизнул ей ухо и щеку, и она слабо усмехнулась.
— Ну, хватит, bach! — сказал я псу, а потом обратился к ней: — Чарли — мужское имя. Оно не годится для красивой девушки.
— Мне нравится, когда ты называешь меня Шарлоттой, — улыбнулась она.
Я расстегнул ей пальто и отогнул полочку платья в сторону. Кровь из раны просочилась сквозь бинты.
— Ты теряешь слишком много крови.
Я расчистил на опушке место под костер. Хворост занялся быстро, пламя ярко разгорелось и не гасло. Я добавил толстых веток, огонь заполыхал, оранжево-красные языки выбрасывали в утренний воздух снопы искр.
Я весь взмок, но Шарлотту знобило, ее кожа покрылась мурашками от горной прохлады. Скинув тулуп, я прикрыл им молодую женщину. Потом достал со дна рюкзака толстое одеяло и укутал ей ноги.
Шарлотта следила за мной, ее глаза казались огромными и темными на изнуренном лице.
— Тебе тепло? — спросил я.
— Так и есть.
Я улыбнулся ее попытке подражать мне.
— Прости, что солгала про твоего сына.
— Уже простил. Я понимаю, почему ты мне сразу не сказала.
— Ты должен бросить меня.
Я отвернулся, уставившись на костер.
— Не брошу.
— Я тебя задерживаю. Ты не можешь…
— Хватит! — Мой голос прозвучал резче, чем я рассчитывал, и я попытался смягчить его. — Достаточно. Это не обсуждается. Даже слушать не хочу.
Я смазал йодом лезвие ножа, и, когда огонь выгорел, положил нож на угли. Пока металл нагревался, я отломил ветку длиной с ладонь.
— Ты собираешься вынуть пулю?
Я сглотнул.
— Нет. Я не знаю, где она сейчас, и не могу ковырять рану вслепую. Хочу остановить кровотечение. — Посмотрев Шарлотте в глаза, я протянул ей палочку: — Зажми ее зубами.
Дыхание клокотало у нее в груди, в потемневших глазах стояли страх и боль, но она повиновалась.
Я приподнял промокшие бинты и йодным тампоном обработал кожу вокруг раны. Кровь все еще вытекала. Шарлотта вздрогнула от моего прикосновения.
Нож, лежавший на углях, еще не раскалился докрасна. Я вытащил его из костра, вернулся к Шарлотте и приказал ей:
— Зажми покрепче.
Она стиснула зубами палочку и повернула лицо к пуделю. Я набрал в грудь побольше воздуха и мягко приложил горячее лезвие к ране.
Кожа зашипела и обуглилась. Шарлотта закричала, самодельный деревянный кляп заглушил душераздирающие звуки. Потом крик оборвался, тело обмякло, и я понял, что она потеряла сознание. Мне стало легче.
Отто вскочил и принялся, подвывая, бегать вокруг нее. Я поднял лезвие и продолжал прикладывать его вокруг раны короткими движениями, пока не запечатал дыру и кровь не остановилась.
Тогда я отбросил нож. Меня мутило, и я растирал себе лицо трясущимися руками. Мне не сразу удалось распаковать новый тампон с йодом, чтобы обработать рану. От ее страшного вида и запаха горелой кожи я испытал приступ тошноты. Пришлось сглотнуть несколько раз, прежде чем я смог последним бинтом обмотать Шарлотту, чтобы рана не терлась об одежду.
Я поправил платье, испачканное в крови, и застегнул пальто до самого подбородка Шарлотты. Потом собрал еду и припасы в один рюкзак, взяв с собой только один матрас, и укутал женщину в одеяла.
Инфекции было не избежать, я боялся этого больше, чем прижигания раны от пули, засевшей в теле. Сунув нож обратно в сапог, я затоптал костер, надел рюкзак и взял Шарлотту на руки. Ее голова болталась около моего плеча. Отто, поднявшись на задние лапы, уперся передней лапой ей в бедро и ткнулся мордой в локоть. Рука Шарлотты соскользнула вниз и повисла.
— С ней все будет хорошо, Отто-bach, — я старался говорить уверенно, пытаясь убедить скорее себя, чем его.
Путь был тяжелым, но я всю жизнь гонял овец по опасным дорогам, и хватка моя оставалась крепкой, даже когда я несколько раз поскальзывался, карабкаясь по осыпающимся склонам. Отто резво бежал впереди, выбирая дорогу.