Я воззрился на жену, но в темноте было невозможно разглядеть выражение ее лица. Я попробовал отнять руку, но она еще сильней прижала ее к мягкому животу.
— Прошу тебя… — Голос ее осекся. — Пожалуйста, Рис, пусть это вернет тебя домой. Ко мне. К нам.
Я промолчал, но, когда она перестала удерживать мою руку, я не убрал ее. Наоборот, придвинулся к Айлуид вплотную.
С койки послышались какие-то звуки, и я поднял голову. Северин, не просыпаясь, застонала и сдвинула брови. От ее ужасного вида внутри меня закипел гнев. Кожа вокруг запястий была содрана и воспалена, руки покрыты ссадинами и царапинами. Лицо изуродовано побоями. Один глаз заплыл, и по всей щеке растеклось фиолетовое пятно. Челюсть распухла, губа рассечена. Нос сломан — черный синяк перешел на здоровый глаз. Мои кулаки невольно сжались, а когда она со стоном сжалась еще больше и сломанной рукой еще крепче обхватила живот, я тихо окликнул ее по имени.
Северин вздрогнула, и тот глаз, который она могла открыть, распахнулся. Она уставилась на меня и попыталась приподняться.
— Оуэн? — Она замерла и присмотрелась.
Слезы, наполнившие ее открытый глаз, и дрожь рассеченных губ были ответом на вопрос, ради которого я пересек всю Францию.
— Его отец, — безрадостно сказал я.
Она кивнула, отрывисто дыша и опираясь на локоть здоровой руки.
— Вам помочь?
— Да, пожалуйста.
Я встал и приподнял ее. Наверное, прежде Северин была высокой и стройной, но сейчас от нее остались лишь кожа да кости. Я подложил ей под спину тонкие подушки, чтобы усадить поудобнее, придвинул свой стул к кровати и принялся наблюдать, как меня рассматривает жена Оуэна.
— Мой сын мертв?
Ее лицо сморщилось:
— Да.
Я отвернулся и глубоко вздохнул.
— Не желаю видеть тебя, пока не научишься быть мужчиной! Пока не научишься выполнять свой долг!
Груз на сердце давил все сильней.
— Расскажите…
Я снова посмотрел на нее. Северин сидела с закрытыми глазами.
— Оуэн… был сильным. Вы его отец, вы знаете это…
Ком все сильней сдавливал мне горло.
— Он отказался сотрудничать. Ни в чем не сознался, несмотря ни на какие пытки. — Она открыла здоровый глаз, но не посмотрела на меня, а уставилась в стену. — Их главный… — Ее всю передернуло. — … Сказал, что лучший способ развязать мужчине язык — начать мучить его женщину. — Ее рука потянулась к распухшей щеке. — Он… он все бил и бил меня. Я так испугалась. За себя и за ребенка. И за Оуэна. — Рука упала на простыню и сжалась в кулак. — А потом один из охранников… Он… — По щеке покатилась слеза.
Я наклонился, не прикасаясь к ней:
— Продолжать необязательно.
Северин покачала головой:
— Нет. Продолжу. Вы должны знать все. — Она со всхлипом набрала воздуха в легкие и обхватила большой живот. — Он пригрозил Оуэну вы… вырезать дитя из моего чрева. Оуэн так кричал. Я никогда в жизни… Это был крик раненого зверя. — Она посмотрела на меня с мольбой в глазах. — Не представляю, как он освободился. Он всегда был таким мягким. Не выносил ни малейшего насилия над живым существом.
Я припомнил бесчисленных животных, которых сын ребенком приносил домой. Как он радовался, если ему удавалось спасти их. Как переживал, когда они погибали…
— Он разорвал путы, — прошептала Северин. — И забил охранника до смерти стулом. В нем проснулась дикая ярость, и другие охранники не могли оттащить его. — Она протянула дрожащую руку, и я взял ее в свои. — Они пристрелили его. Охранники. Они убили моего Оуэна. Нашего Оуэна. — Молодая женщина всхлипнула, горько и безутешно. — Мне так больно…
Она все еще держалась за мою руку, и я пересел со стула на краешек койки. Северин не отпрянула, когда я сел рядом, а прильнула ко мне. Я бережно обнял ее за плечи, и она вся обмякла.
Звуки, которые вырывались у нее из горла, невозможно было слушать. Я провел рукой по ее волосам и взял в ладонь лицо так же, как миллион раз делал с Оуэном:
— Тихо, тихо…
Моя рубашка под ее щекой насквозь промокла. Я обнимал Северин, покачивая, пока она, обессилев, не заснула.
Мои глаза горели, но плакать я не мог.
XXIII
24 апреля 1944 года
В восемнадцатом округе от бомбежек погибло 600 человек.
Вчера для участия в похоронах в город приехал маршал Петен.
Даже после всех этих событий народ продолжает его почитать.