Новый инквизитор, присмотрев для Священного трибунала куда более просторное помещение, решил не брать прежних инструментов для пыток, обзавелся современным инвентарем, специально заказанным для новых стен. Старые, уже давно забытые орудия долгое время оставались в прежней комнате и наводили ужас на всякого, кто хотя бы случайно перешагивал порог былого инквизиционного зала. Монахи, украдкой крестясь, предпочитали как можно реже бывать в этой части коридора, словно бы опасались услышать сдавленный крик, пробивавшийся через плотно закрытые двери, или столкнуться с тенями погибших, неприкаянно шагавших по безмолвным коридорам.
Именно с одним из таких призраков старый Бернард повстречался три года назад, когда обходил кельи братии после полуночной молитвы, – в дальнем конце коридора он рассмотрел отчетливый силуэт женщины в длинном белом платье, поверх которого было накинуто позорящее одеяние – санбенито. То, что это было привидение, он не сразу даже осознал, – слишком отчетливы были черты ее одежды и лица. И только всмотревшись, вдруг со страхом обнаружил, что глаза у призрака были прикрыты. О своем видении настоятель никому не рассказал, убедив себя, что это всего лишь плод разгоряченного воображения. Однако знакомый силуэт повстречался ему уже на следующий день (практически в том же самом месте) после вечерней молитвы. Привидение вдруг стало двигаться в его сторону, заставив настоятеля замереть от ужаса, и, когда между ними оставалось расстояние всего-то в три шага, видение вдруг растворилось, как если бы его не было вовсе. Но во второй раз Бернард отчетливо рассмотрел на шее женщины удавку. И еще долго ему мерещилась невесомо раскачивающаяся веревка, едва ли не касаясь длинными с бахромой концами каменного пола.
С тех пор возникшее видение стало преследовать его в снах, заставляя просыпаться от ужаса, и однажды Бернард решил порасспрашивать жителей о белокурой девушке, подвергшейся приговору Святой инквизиции. К его немалому удивлению, скоро он отыскал очевидцев, знавших синьорину, приговоренную к сожжению. Ею оказалась дочь церковного художника, обвиненная в том, что зналась с дьяволом. По мнению церковных судий, только дьявол мог подарить женщине столь большие и выразительные глаза, наполненные небесной глубиной, и только бес способен наградить девушку столь невероятным цветом волос, глядя на который мужчина забывает обо всем на свете, и голосом, якобы призывающим к любви…
Еще через три дня, сломленная пытками, синьорина призналась в том, что сожительствовала с дьяволом, что лукавый внушал ей сводить с ума мужчин, вводить их в блуд и нарушать христианские заповеди. Отлученная от церкви, приговоренная была передана светским властям для сожжения на костре. Бедный отец, лишившись единственной и горячо любимой дочери, умолил инквизитора на благодеяние – удушить дочь перед сожжением. На что тот милостиво дал свое соизволение.
Узнав правду о безвинно погибшей синьорине, настоятель в тайне от братии провел в комнате пыток очистительную молитву, надеясь тем самым навсегда успокоить ушедшие без покаяния души. Однако девушка продолжала его преследовать, встречаясь теперь едва ли не во всех коридорах монастыря. И тогда игумен, рискнув вызвать на себя гнев нынешнего инквизитора, повелел вынести орудия пыток из комнаты трибунала. На игумена, отдавшего столь дерзкое распоряжение, монахи взирали с откровенным изумлением и страхом, какой внушает человек, привязанный к столбу в центре эшафота. Бернард стоял в сторонке и наблюдал за тем, как монахи складывали в холщовые мешки клещи, щипцы, плети с кнутами, чтобы похоронить их под двухметровым слоем земли за стенами монастыря.
Монахи, опасаясь смотреть в мстительно скривившиеся губы Бернарда, груженные страшной поклажей, проскакивали мимо. Остановился лишь брат Павло, державший ворох плетей и заставивший невольно обратить на себя внимание игумена.
– Брат Бернард, – посмотрел он в сердитое лицо настоятеля. – Вы уверены, что поступаете правильно? Еще не поздно отменить свой приказ, сказать, что вы решили перенести орудия пыток в другую комнату.
– Не надо меня переубеждать, – отвечал настоятель.
Не пожелав объясняться, настоятель отвернулся и принялся рассматривать огромное серебряное распятие на противоположной стене.
– Инквизитору может не понравиться, – сдержанно заметил отец Павло.
– Ему много чего не нравится. – Криво улыбнувшись, добавил: – Уж не думаю, что за мой скверный характер он может отправить меня на костер.
Монахи, видно угадав, о чем может идти разговор, спешили скрыться в темноте коридора.