— Она мне не подруга. — рассерженно сказал я. — У нас с ней ничего. Общего. Вам ясно?
— Яснее ясного. — иностранец улыбнулся, оставив меня гадать, что означала его улыбка — понимание, или насмешку?
Запереть дверь на семь замков мне не дали: в коридор вернулся юный искатель приключений. В этот раз — с корзинкой сладкого.
— Прошу, дайте мне пожить с вами! — юноша упал на колени. — Я очень хозяйственный и умный и вполне могу стать вашей правой рукой!
Из второй комнаты показалась длань дьявола. При виде Габдулина она с любопытством замяла пальцы.
— Как видишь, у меня уже есть правая рука. И вторая мне не к чему... — мальчишка обхватил мои ноги и зарылся в них, как в мягкие перины.
— Смилуйтесь, мастер! Только вы можете научить меня обманывать по-крупному и выжить в этом безумном мире!
— Так ты пришёл за уроками? — я задумчиво взялся за подбородок. — Понимаешь ли ты, о чём просишь? У меня ещё никогда не было ученика, да и учить — не мой конёк. К тому же, я Герган Великолепный, а не Герган мудрый...
Мальчишка не отпускал моих ног. Его упрямство было просто поразительным.
В коридоре показались чёрный Богдан и Микола. Как всегда — пьяные. Завидев злостного нарушителя субординации, они бросились на него и скрутили в морской узел. Габдулин не издал ни звука и лишь под конец, когда у него хрустнула рука, позволил себе немного поорать и заплакать.
— Господин, что с ним сделать? Отрезать голову? Намазать мёдом и засунуть в муравейник? Может, порвать гузно?
На последнем предложении сын купца лишился сознания, и Миколе пришлось удерживать его ватное тело своими медвежьими лапами.
— Нет, Богдан, сегодня мы ничьё гузно не трогаем.
Усач вздохнул.
— Опять...
— Но!
И просиял.
— Этот юноша решил, что достоин стать моим учеником. Как понимаете, это не прощается.
— Не прощается! — сказали бандиты разом и тут же с согласием замахали головами.
— А это значит, что вы должны провести испытание и проверить его!
Супостаты перестали кивать.
— Чего? Атаман, но ведь он ободрал нас до нитки!
Услышав знакомые речи, юноша проснулся и на автомате выкрикнул:
— Это карты! Кому везёт — кому нет! — только после сказанного Габдулин разлепил очи и огляделся по сторонам. Увиденное повергло его в ужас.
— Стойте! Отпустите меня! — мальчишка задёргался, как уж на вертеле.
— Ты хотел стать моим учеником, верно? — я сковал хитреца невидимой нитью, и он стал послушный, как ягнёнок. — А это означает лишь одно — испытание!
— Да!! — согласились разбойники и, выкинув купца, начали мне хлопать.
«Дилетанты...»
Затрещали ставни. В окно пролезла голова Фикуса.
— А что вы тут делаете... Ой! Это ж тот! Ну, этот! — малыш подавился невысказанным словом. — Герган, давай я его съем!
Бедолага, связанный невидимой нитью, задрожал. Мне стало его даже немного жаль.
— Нет, Фикус, вы проверите этого парня на способность стать моим учеником.
Обжора перестал облизываться.
— Ась?
— Бери его с разбойниками в охапку и валите. Испытывайте, как хотите, но чтобы к вечеру он был готов!
— Готов к чему?
— Должно быть, к поеданию бубликов и пряников... — мы разом обернулись к Миколе. Здоровяк неловко хмыкнул и пояснил: — Ну, вы, стало быть, последнее время только кушаете, из чего я сделал разумный вывод, что вы будете учить юного обманщика, как правильно кушать. Я не прав?
— Не очень. — был вынужден признать я, хотя общая логика рассуждения мне крайне понравилась. — Я буду учить его, как быть мужчиной: завязывать галстук, бриться и мыться.
Юношу это утверждение в восторг не привело.
— Погодите, я думал, вы будете обучать меня игре в карты!
— Глупости, игра в карты не стоит нашего с тобой времени. Мы должны задуматься о вечном — интимных отношениях, курении травы и поддержании спортивной формы.
— Разве, это вечное? — Фикус нахмурился.
— А что можно назвать вечным? Стремление стать лучшей версией себя? Эта утопия, Фикус, и мой ученик не будет ей следовать.
— Но я ещё не ваш ученик! — радостно воскликнул Габдулин, пытаясь перекусить невидимую нитку.
— Но станешь! — обрадовал я юное дарование и приказал ребятам вынести его из комнаты.
Наказ был исполнен, и вскоре я остался совершенно один. Это означало, что никто не мог мне помешать — я спрятал сладкое и, надев новые тряпки, вышел на охоту за женой Разумовского.