Я попытался схватить подлеца за горло.
— Забыл демонологию? И как такому глупцу удалось убить самого сильного мага в империи?
Из шеи мужчины потекла эфемерная кровь. Она заляпала некоторых из духов, окруживших графиню, и они в ужасе отпрянули от неё.
— Император обязан править страной, но где же ты сейчас?
Я направил усилия разума против таинственной фигуры... Против моего единственного ночного кошмара.
— Да, ты ещё помнишь. На духов можно воздействовать усилием воли. У тебя всегда была воля... Только сейчас она куда-то делась.
Дух направил на меня свою длань, и я вжался в стену. Моя воля и вправду куда-то исчезла.
Из пентаграммы послышался чудовищный, разрывающий сердце вопль: венок Дженин сгорел, как Икар так и не долетевшйи к солнцу. Я не знал, откуда мне известны эти мифы, но ясно понял, что этот символ подходил как нельзя лучше. Дух оплыл, покрылся прорехами и начал медленно сгорать в синем огне. За этим бесчувственно наблюдал мой товарищ, а так же его новые друзья — десяток оскалившихся демонических ртов.
«Что они хотят сделать...» — из пальцев Фикуса выросли траурные кинжалы. За его примером последовали и остальные твари.
Мне никогда не нравился Разумовский. Не нравилась его способность вызывать скуку и одновременно с этим — неприличный холод. Но в этот раз я твёрдо решил, что не позволю распавшемуся ритуалу умертвить невиновного.
Я попытался встать. Давно мёртвый, дух принялся проникать в мою голову своими многочисленными щупальцами вместо пальцев.
***
— А почему кодекс священен?
— Не знаю, Герган. Должно быть, это сделано, чтобы помогать людям? Они ведь должны видеть непобедимую фигуру. Они ведь должно в кого-то верить.
— А кто будет моей непобедимой фигурой?
Маль улыбнулась.
— Может, я?
***
Нельзя моргать. Нельзя шелохнуться. Императоры никогда не распускают нюни.
— Так и знал. Это она разбаловала тебя... — щупальцы проникли ещё дальше. — И правильно, что мой слуга её убил. Этой слабой душонке не было места в моём гареме...
Я неистово заревел и следом ударил плотным потоком огня в потолок. Проломило крышу, ночной свет окатил духа с ног до головы и заставил его спрятаться в тени.
— Трус.
Я ничего не ответил. Дух был прав.
Маргариту обволокли десятки маленьких теней. От них исходил противный запах гари и человеческого мяса. Я знаю этот запах как никто другой — я с детства наблюдал, как мой отец казнит виновных. Казнь... Казнь...
Я посмотрел на Разумовского. Его спасительница превратилась в тонкую версию себя прежней и больше не могла сдерживать рой демонических созданий: они начали проходить сквозь огонь и с упоением ждать, когда же силы женщины окончательно иссякнут.
— Не спасёшь его? Ты же так силён, мой сын. Говорят, с помощью твоей накопительной энергии можно было бы разорвать планету... Ах, точно, ты же в теле какого-то неудачника. Наверное, больно осознавать, что отец был прав и надо всё время носить императорское защитное ожерелье на шее...
Меня шатало. Я встал на четвереньки и пополз к Разумовскому, ведь я не должен... проиграть. Так велит кодекс?
Я подполз к синему огню, и смеющийся демон неизвестной мне породы с уничижительным смешком пнул меня по хребту. Я развалился на досках, и краем глаза уловил спрятавшегося в углу Гелена. Он не боялся. Не дрожал, не молил о пощаде, даже не прикрывался каким-нибудь семенных оберегом. Просто стоял и наблюдал.
— Помоги...
Я повернул голову. Сквозь огонь на меня пристально смотрел Разумовский. В отсветах синего пламени его глаза казались мне уже давно мёртвыми.
Тень повисла на мужчине, как поверженный силами зла герой. На секунду мне показалось, что она тоже на меня взглянула, только в её взгляде не было обиды, злости или разочарования — лишь жалость. Отвратительная жалость.
На меня капнула чья-то слюна. Я поднял голову, и увидел ровный ряд сотни зубов. Демоны приготовились к прыжку...
Тень исчезла, напоследок погладив Разумовского по голове. Мужчина успел ответить ей, что жалеет лишь об одном, и надеется когда-нибудь снова увидеть её. Из угла Гелена вырвалось уничтожительное «вряд ли».
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Следом за этим её разорвал на части мощный утробный рык голодных мясоедов. Они сорвались с места как по свистку и, перепрыгнув меня, впились в Разумовского зубами и разорвали его на части.
Казалось, это худшее, что может случиться с человеком, но нет — я увидел, как из остатков Разумовского трусливо выползла небольшая красная субстанция, отмеченная горящей в кромешной темноте буквой. Демоны заметили этот символ, поймали дрожащую субстанцию в руки, а затем по очереди надкусили её. К концу круга от субстанции почти ничего не осталось...