— Ах, Герган, вы как обычно идёте поговорить с народом? На этот раз заглянете к сиротам?
«Эта свинья обращается ко мне по имени!»
В мгновение ока я оказался за спиной у министра. Мне этого не хватало — совершенной магии. Я схватил наглеца за волосы и грозно спросил:
— Когда мы успели стать друзьями?
— П-п-простите... — по моему трону потекла моча. — М-м-м-мне казалось, что вы хотели подружиться с-с-с м-м-мной...
Я отпустил министра иностранных дел. Мужчина упал мне в ноги и начал целовать их.
— Умоляю, пощады!
Я отвернулся от мерзкого подлизы и уставился на какого-то кривозубого смерда, уродующего тронный зал лишь своим присутствием.
— А ты кто такой?
— Святейший, вы спасли мне жизнь! Вся моя семья почитает вас, как великого праведника! — мужчина упал на ковёр и испоганил его своим потным лбом. — Вы закрыли мои долги и спасли семью от разорения! Вы мой...
«Ублюдок» — я отвернулся прочь от уродливой крестьянской фигуры и, приказав министру выкинуть всех нищих из дворца, вылетел на улицу. В буквальном смысле — как святой.
Люди за забором вопреки обыкновению не спрятались от моего величия, а кричали в небо любвеобильные слова и плакали от счастья.
«Ничего не понимаю...»
Я напряг слух и различил в тронном зале подлый старческий голос, обращённый к министру:
— Что с ним такое? Как с цепи сорвался...
— Наш император вернулся, — лишь горько произнёс министр.
«Это явное неуважение. Велю отрезать министру голову. Отрезать и выставить на забор!»
— Забудь о реформах, Лерой.
— Но почему? — удивлённо спросил старец. — Что такого произошло с ним за эту ночь?
— Видимо, к нему вернулась память и он вспомнил, какая же он гнида...
Я сформировал заклинание медленной и мучительной смерти и полетел обратно к окну. Мне хотелось лишь одного — чей-либо смерти.
— Помнишь его отца?
Я резко остановился, не дойдя до забора всего пары метров. Стражники при виде меня сняли головные уборы и начали кланяться.
— Конечно, помню. — ответил старцу министр. — Иногда я не знаю, кто более жесток и кровожаден — он, или же его дражайший сынок...
«Уроды! Я увеличил территорию нашей империи как минимум вдвое!»
— Сколько народу поубивал... Уже каждый сосед трясётся от одного его визита и прячет все местные достопримечательности — вдруг, императору понравится, и он разорвёт всё государство на лоскуты.
«Лицемеры! Я был любим народом!»
— А сколько денег мы тратили на эту толпу? С каждым годом находить желающих становилось всё меньше и меньше. Неужто придётся опять тратить миллион золотых в год?
«Хватит считать деньги, невежды! А как же нравственное образование?»
— Бедные женщины до сих бояться ходить на выборы, хотя им уже давно пообещали, что никто не будет бить их кнутом и закидывать камнями. А дети? Наконец они перестали учиться десять часов подряд. Что я скажу сыну, когда он вернётся домой? Что император вспомнил свою биографию и решил отменить нововведения?
И мир вдруг как-то потускнел.
— А он ведь может нас слышать... — голосок старика задрожал.
— Этот-то — всё может. Теперь надо держать ухо востро. Хорошо, что сейчас он на свадьбе...
Вспомнив о проклятущей помолвке, я полетел в главный храм столицы. Там было столько людей, что, казалось, окати их градом огня, и в городе не останется ни одного человека.
Сдержав позыв к насилию, я подлетел ко входу и, став на землю, отворил ворота. Стоило мне войти, как заиграла противная музыка, а сверху на мою бедную голову посыпались розы.
Я окатил переодетых в купидонов слуг водой и под гробовую тишину подошёл к священнику и вопреки традиции снял с невесты фату. Ей оказалась...
— Уже не терпится. — милая блондиночка просияла. — Кто бы подумал, что великий Герган выберет в жёны дочку конюха...
Я упал в обморок.
***
Две могилы. Мать и дочь. Стоять над ними — верх кощунства. Ведь это я их убил. Можно сказать, своими руками.
— Любви не существует, сын мой. Все люди эгоисты.
Я усвоил науку и пообещал, что закрою чувства на замок. Отец впервые улыбнулся.
***
— Ничего-ничего, такое бывает. Перенапряжение, важный день, со всяким...
Я оттолкнул доктора, и он врезался в стену и медленно стек на пол. Все его кости оказались переломаны. Его помощница в страхе выбежала из кабинета.
Служитель господа, чью комнату я занимал, подобострастно расцеловал мою руку. Я оторвал её от сухих старческих губ и спросил: