Но на общую политику Сталина никто влиять не мог. Это была его политика. Для такого влияния Берия, как и другие “малюты”, был слишком мелкотравчат, что и доказал его быстрый конец, как только он остался без Сталина. При Сталине, обороняя чужими смертями свою карьеру, Берия, как и Ягода, был всего-навсего — сохраняя все пропорции исторических фигур — Фуше при Наполеоне. Ведь сама же Светлана пишет, что Сталин “был поразительно чуток к лицемерию, перед ним невозможно было лгать”. Уже это одно уничтожает возможность такого влияния Берии, о котором она говорит.
Столь же неубедителен отвод от Сталина вины в убийстве Кирова. “Отец любил Кирова, он был к нему привязан, — пишет Светлана, — в причастность отца к этой гибели я не поверю никогда”. Но “любовь Сталина” — довод крайне зыбкий и неубедительный. Сталин убил многих из тех, кого он “любил”. Светлана и в этом убийстве хочет видеть руку Берии. Но тогда ведь не Берия, а верный пес Сталина — Генрих Ягода — был всесильным начальником НКВД! И все, что мы знаем на Западе об убийстве Кирова, говорит только об одном: Кирова убило НКВД (во главе с Ягодой) — стало быть, по прямой директиве Сталина.
Есть в книге и иные утверждения и мысли, с которыми трудно согласиться. Так, говоря об окружении Сталина — о “высшем свете” Кремля, о старых большевиках, которых в таком количестве перестрелял Сталин, Светлана впадает в чрезмерно (как мне кажется) патетический тон, вполне понятный в СССР, но непонятный свободному человеку, защищающему свою свободу и свободу своих ближних. Об этом “цвете” партии Светлана пишет: “Какие это были люди! Какие цельные, полнокровные характеры, сколько романтического идеализма унесли с собой в могилу эти ранние рыцари Революции — ее трубадуры, ее жертвы, ее ослепленные подвижники и мученики”.
Кто же они, эти “рыцари”, “трубадуры”, “подвижники”, “мученики”? Это та старая гвардия большевиков, которая поддержала Ленина в его каиновом деле — гражданской войны, физического истребления миллионов людей, в искалечении русской духовной культуры. Читая эти страницы книги Светланы, удивляешься. Неужто же она, отрекаясь от марксизма-ленинизма как догмы, от насилия, от террора, не понимает, что именно эти “светлые личности” большевизма, эти “трубадуры”, “рыцари” и “подвижники” наиболее повинны во всей этой человеконенавистнической системе, что существует уже шестьдесят с лишним лет? В том зле, которое принесла всей России (без различия классов и национальностей) эта заговорщическая, антинародная, преступная и похабная октябрьская революция, повинны именно “рыцари” и “трубадуры”. Сталин не вышел из “пены морской”, он — верный сын партии, истый ленинец, совершенно закономерное явление в развитии болыпевицкой террористической диктатуры. И если он оказался не только убийцей миллионов ни в чем не повинных людей, но и неким Возмездием для собственной партии, то в этом есть и своя справедливость.
Когда-то в 1917 году, перед захватом власти большевиками, я был в Пензе на большом митинге рабочих и крестьян (все они тогда были в солдатских шинелях). Митинг ревел. Митинг неистовствовал. И вот на красную трибуну, увитую кумачом, поднялся старенький меньшевичек. Похаживая по этому красному помосту, он в своей речи предупреждал “товарищей слева”, большевиков, от захвата власти. Грозя куда-то в пространство стареньким, сухеньким пальцем, старичок-меньшевичок слабым голосом повторял такой рефрен: “Помните, товарищи, история злая старушка…” Меньшевичок-старичок был, конечно, и умен, и образован, и к тому же с интуицией. Тогда, в Пензе, он был пророком.