Нет, правда, жена моя к благам мира никак не прикреплена, она все кого-то устраивает, кому-то помогает, все ищет какого-то добра. После войны в Париже своими усилиями вытащила из тюрьмы несчастную молоденькую новую эмигрантку, ставшую в этом “городе-светоче” просто проституткой (а что же ей было делать, так все сложилось для нее страшно), сделала ей операцию, тогда как всякие дамы-патронессы от этой женщины отказались. И что же в конце концов? А в конце концов О.А. привезла эту женщину с двумя детьми и мужем в Америку (простая женщина, неграмотная даже), и теперь у этой семьи — автомобиль, хорошая квартира в пять комнат, сын в армии, дочь замужем (за негром, отчего мать была попервоначалу в отчаянии), все работают, счастливы. И мою жену еще с Парижа эта женщина называет “мама”, а меня, во славу моей жены, — “дядя Рома”. Вуаля. Это об О.А.
Она Вас очень благодарит за Вашу книгу, почувствовала в ней добро, любовь к людям и стойкость. А О.А. (скажу от себя) при всей своей женственности — может быть стойка, как сталь (это русский характер, таких интеллигенток было много, у меня была такая же мать).
Ну, что-то я расписался ни к чему. И это при моей чудовищной занятости по журналу. Просто — преступление. Обрываю.
От души желаем — оба — Вам всего хорошего. Будете в Нью-Йорке, будет желание встретиться — будем рады.
Искренне Ваш
Роман Гуль
17 сентября] 1969
Дорогой Роман Борисович,
Прежде всего пусть Ольга Андреевна меня простит за перемену ее отчества. Как-нибудь при случае, в Нью-Йорке, я ей сама “докажу”, что помню его теперь правильно. Я думаю, что как-нибудь в октябре — когда пройдет вся эта лихорадка с выходом книги — я к Вам забегу — если можно. (Я Вам дала мой телефон?)
Пожалуйста, не извиняйтесь предо мной, когда говорите о Луи Фишере то, что думаете. Я уже давно с ним не разговариваю и в числе своих друзей его не держу. Но так как такие были отношения в декабре 1968 года (когда мы вполне еще нормально встречались и беседовали), то теперь менять концовку, “выкидывать Фишера” мне показалось неудобным и неприличным, хотя бы перед лицом редакторов из Harper&Row, так как они все там отлично знают, в чем дело.
А дело вот в чем. В своей книге “Russia's Road from Реасе to War” Фишер “использовал” мою историю о гибели С.Михоэлса. Просто взял — переписал из моей рукописи и не сделал сноски на источник. Его книга вышла в мае 69 г. (с тех пор мы и не разговариваем), моя выходит в сентябре, и я ему сказала, что по-русски это называется Schweinerei. Он обиделся, — султан такой. А я его просила несколько раз: укажите источник или выбросьте совсем. Даже его редактору (Canfield Jr.) это говорила. И вот — история там у него в книге, а сноски нет.
Второе. Когда я читала page-proofs своей книги в Harper&Row с редакторами в июне с. г., то совершенно случайно узнала (просто из болтовни с редакторами), что “Louis Fisher was paid $ 1.000 for the editing of my book”. Я очень удивилась, так как редактировать русскую рукопись он никак не в состоянии. Спросила уCanfield'a. Он говорит: “We knew, that he helped you, we offered him money and he gladly accepted it”. Так-с. Звоню Фишеру и, с трудом сдерживаясь, задаю вопрос. Он говорит: “Nonsense. Никакого редактирования я не делал (святая правда!), а мне заплатили за то, что я помог Harper&Row подписать с Вами копирайт на 2-ю книгу, когда она еще не была закончена”. — “Так-с, а почему же Canfield говорит другое? Почему же в ведомости издательства значится, что уплачено “for editing”? — “Ну, — говорит он, — это уж их дело, почему…” А в результате кто дура? Я дура.
После этого мы не разговариваем — и не будем. Но ведь Harper&Row знает о копирайте, и они ожидали, что я Фишера из книжки уберу. Поэтому я и не убрала.
К сожалению, за столом в Prinston Inn 19 декабря 1967 года сидел именно он. У меня все факты, имена, разговоры и прочее в книге — реальны, я ничего не выдумывала и не меняла. Поэтому — из песни слов не выкинешь… Я бы так хотела, чтобы это был Дж. Кеннан, но, увы! Это был не он.