– Видите ли… У меня нет с ним никаких дел. Я слышал, что он криминалом занимается, но только слышал. Я ничего не знаю.
– Нет никаких дел? А в его машину зачем садился? Просто так Темный никого к себе в машину не сажает, я-то уж знаю. Не юли со мной, очень не советую!
– Да, садился, – признал я. – У нас с ним личные дела. Никакого криминала.
Мой ответ опера не удовлетворил.
– Личные? Не знал, что Темный педик. Вроде бабами всегда интересовался.
Я молча проглотил насмешку.
– Не хочешь говорить? – жестко и даже злобно произнес он. – Думаешь: взяли без дури, и сможешь выкрутиться? Так это поправить можно.
– Вот. – Он выложил передо мной на стол крошечный пакетик с беловатым порошком. – Изъято у тебя во время задержания. Знаешь, сколько весит? Лет пять, если чистосердечно признаешься, а если нет…
Ну, это вовсе беспредел! Я все понимаю, сам ненавижу дилеров, видел, какими люди становятся после таких доз! Но сидеть за них не собираюсь!
– Ничего у меня не было! – твердо заявил я. – Я сроду дурью не торговал и ее не пробовал!
– А у меня и свидетели найдутся, – проникновенно произнес опер. – И отправишься ты отсюда не домой на мягкую постель с девочками, а на нары к уголовникам, которые из тебя девочку сделают! Понял? Твой дружок нам все про тебя рассказал и где надо подписал.
Опер махнул перед моим носом какой-то бумагой. Я остолбенел. Неужели Костик? Не может быть! Но сомнения оставались. Кто знает, что Костик делал, когда я был в отрубе? Может, действительно с ментами «сотрудничал»? Когда плохо, легче, если находишь виноватого. Даже если знаешь, что виноват сам.
– Повторяю вопрос: куда ты ездил с Темным? Где он берет товар, через кого распространяет, с кем работает?
– Да не знаю я!
Вот ведь, оперативник! Говорят, они насквозь людей видят. Значит, не видит, что я говорю искренне? Или не хочет видеть?
– Ну, ладно, некогда мне с тобой нянчиться. Ковалев! – крикнул опер, и в дверь протиснулся уже знакомый конвоир. – В камеру!
– Руки за спину, – ласково предложил милиционер. – Привыкай.
Я понял, что в камеру мне нельзя.
Сильный толчок обеими руками застал мента врасплох, и он неловко повалился на пол. Я побежал по коридору, совершенно не зная, куда бегу. Ведь я не помнил, как оказался в камере.
– Стоять! – заорали вслед, но я уже завернул за угол. Никого. Мелькнувший в дверном проеме автомобиль дал понять, что я на правильном пути. Повезло!
Я на скорости проскочил мимо стекляшки с сидевшим за окошком дежурным. Он привстал, запоздало среагировав на крик, но я уже был на улице.
Этот район я не знал, но было не до размышлений. Я припустил так, как не бегал никогда в жизни. Оглянувшись, я увидел погоню. Ковалев и опер. Я свернул в первый же переулок, раздумывая: не спрятаться ли в каком-нибудь дворе? Рискованно: двор может оказаться непроходным, и тогда меня вновь повяжут. И доказать, что я не верблюд, будет гораздо сложнее, если вообще возможно. На воре ведь и шапка горит!
Я снова оглянулся. Менты не отставали, хотя конвойному было непросто – с автоматом не разбегаешься. Второй, опер, был совсем близко. Хорошо бегает, гад! Впереди я увидел набережную. Казалось бы, безумие – бежать туда, на открытое пространство, но я отчего-то знал, что только там и спасусь. В ста метрах впереди возвышался Литейный мост, и я рванул к нему. Не разум, а инстинкт двигал мной, и я верил, что все делаю правильно.
– Стой! – задыхаясь, кричали вслед, и я услышал звук приближающейся сирены. Почти середина моста.
Я посмотрел вниз. Плескавшаяся внизу Нева как будто приблизилась. Вода звала меня. Я не чувствовал страха, напротив, это было спасение! И я прыгнул.
– Ты куда-а-а?!
Крик мента растянулся в тугую, свистящую в ушах струю. Удар – и волны сомкнулись над головой. «А пошли вы все», – апатично думал я, погружаясь в бездну. Я не пытался всплыть, зная, что наверху сейчас начнутся поиски, шум, крики. Я хотел тишины и покоя. Здесь я наслаждался и тем, и другим.
Ну и течение! Меня закружило и поволокло, да так, что даже мертвецу стало страшно. Дна я не видел, но чувствовал, как течение тащит меня по камням и песку. Я погружался все глубже, поток всасывал меня в гигантскую подводную воронку.
Невероятно, но под толщей воды стало будто светлее, и я увидел живые тени, скользящие ко мне. «Русалки, – подумал я, – точно – русалки».