Но один раз мне хотелось зевать, а второй… Все было совсем иначе. Так что дело не в самом фильме, а в чем-то совершенно ином. Пусть это останется вашим секретом, если вы так хотите. Но дурачьте, пожалуйста, других.
Серпиери схватился за голову, стремительно загородил ей дорогу к дверям и упал перед ней на колени.
— О Святая Мадонна! — закричал он. — Да обрушатся все несчастья на мою голову, если я сейчас отпущу такую незаурядную женщину! Видит Бог, мадам Ферран, такие умные и наблюдательные люди мне еще не попадались!
— Но тогда цена вашему эксперименту — ноль, — сказала Жаклин.
Он вскочил с колен, схватил ее под руку и почти насильно усадил обратно в кресло.
— Я не могу выразить вам своего восхищения! — опять начал он, но Жаклин решительно прервала его:
— По-моему, восхищения уже достаточно.
— Как вам угодно, но ваш случай действительно уникален, — сказал он уже более спокойно. Жаклин поморщилась. — Я смею надеяться, что вы не обиделись на меня! Вы ведь не обиделись, правда? — Он умоляюще посмотрел на нее.
Жаклин рассмеялась.
— На вас невозможно обижаться, Феликс, — сказала она. — Но если вы и дальше будете вести себя со мной, как с ученицей начального класса колледжа, то я в вас, пожалуй, разочаруюсь.
10
Что-то происходило со светом. Он то мерк, то невыносимо ярко вспыхивал и слепил глаза так, что хотелось кричать от боли и бессилия. Он не понимал, что нужно сделать, чтобы это прекратилось — и боль, и тоска, и невыносимый страх того, что его бешено колотящееся сердце сейчас остановится. Он бормотал слова молитвы, выученной еще в детстве и почти забытой. Он боялся уснуть или, наоборот, проснуться — не было никакой возможности понять, явь это или сон. Но он боялся перейти в другое состояние, которое, как ему казалось, будет еще ужаснее, чем то, в котором он пребывал сейчас. Двигались какие-то фигуры, вслед за которыми двигался и он, пронзительные звенящие звуки заполняли всю огромную комнату, по которой носились тени, грозящие накрыть его с головой. Ему было страшно двигаться, потому что казалось: от его движений звуки будут еще пронзительнее, а тени — еще чернее и настойчивее. Тоска и страх не отпускали ни на секунду. Хотелось кричать, но крик застревал в его гортани, словно заранее подчиняясь этой темной властной силе и сдаваясь ей.
Потом приходило спасение. Легкая и прохладная рука касалась его горячего лба, и темнота отступала, унося с собой весь ужас происходящего. Он не знал имени для своих ощущений. Но его запекшиеся губы явственно произносили: «Элен».
Не отрывая руки ото лба Дюбуа, Элен смотрела на него со смешанным чувством тоски и нежности. Она не понимала причин его отчаяния: может быть, она в чем-то ошиблась как врач? Но, слава Богу, ее прикосновения действовали на него благотворно и выводили его из этого состояния. Наверное, иначе и быть не могло, думала она. Ему столько пришлось пережить за эти два года, и пережитые ужасы теснились теперь в его болезненном сознании, не направляемом волей. Значит, ему нужна ее воля. Элен связывало с Жаном нечто большее, чем просто совместная работа, большее, чем просто постель… Думая о нем, она почему-то всегда ставила на первое место работу. Можно ли было назвать такое отношение высоким словом «любовь»?
Когда-то она любила своего мужа, Клода Деново, — здорового, сильного, преуспевающего. Другим она его себе не представляла. В ее чувстве, как она теперь понимала, было много эгоизма, здорового эгоизма богатой молодой женщины, собирающейся строить собственную карьеру.
Она гордилась Клодом, и ей казалось, что он так же гордится ею. Они были великолепной парой в глазах окружающих. Они были великолепной парой в ее собственных глазах. Но оказалось, что Клод смотрел на их отношения иначе. Ему не хватало в ней… женщины. И теперь она понимала, что он был прав.
Ведь если бы Клод Деново оказался в таком положении, как Жан, если бы Клоду пришлось так изменить свою внешность… Она не смогла бы относиться к нему по-прежнему — теперь она ясно понимала это. О, сколько ошибок она совершила тогда!.. И ради чего? Ради наивных заблуждений молодости, когда внешнее порой заслоняет собой самую суть вещей… Она очень дорого заплатила тогда за свои заблуждения.
Ее чувство к Жану было совсем иным. И оно оказалось более прочным, более жизнеспособным.
Странные и страшные вещи устраивает порой судьба, чтобы дать человеку возможность разобраться в окружающем мире, и в первую очередь в себе самом. Чтобы дать ему проверить свое чувство: а не придуманное ли оно?…