Жаклин не могла разделить его восторгов. Собрание не принесло новых, сколько-нибудь существенных фактов.
— Скажите, господин Хаард, — обратилась она к нему. — А что вы сами думаете по поводу всего этого? Во время нашей первой встречи вы не были со мной откровенны, что вполне понятно. Но не может быть, чтобы у вас не имелось собственной версии.
— Знаете, мадемуазель Ферран, — ответил ректор, — я не верю в мистику, в чудеса, в магию. Но случившееся можно объяснить только… такими категориями.
Я верю в Бога и верю, что дьявол тоже существует в этом мире. Современный дьявол предстает нам в техническом облике, — продолжал Хаард. — С помощью техники можно убить человека на расстоянии, и никто никогда не узнает, что произошло убийство. Смерть объяснят как-нибудь иначе. Не найдется сыщика, который смог бы разгадать такую загадку, а если и найдется, то нет закона, по которому можно было бы судить убийцу.
Жаклин остановилась:
— Вы говорите о чем-то конкретном?
— Да, но это всего лишь одна из версий, ничем не подтвержденная. Подтвердить ее может только сам убийца, но он никогда не скажет нам ничего. Даже если мы поймаем его за хвост.
— Я не поняла вас, господин Хаард. Вы имеете в виду… дьявола?
— В определенном смысле, да. Дьявол есть в каждом из нас. Но только когда нас покидает Бог, мы остаемся с ним один на один.
— Вы хотите сказать, что всех самоубийц в момент их смерти покинул Бог?
— Нет, мадемуазель Ферран. Я хочу сказать, что перед смертью их всех одновременно посетил дьявол.
— Но дьявол, в отличие от Бога, не вездесущ, — пробормотала Жаклин, пожалев, что затеяла этот разговор.
— Я тоже, как и вы, учился богословию и знаком с догматом о несубстанциальности зла, — сказал ректор. — Но я полагаю, что благодаря современной технике дьявол стал вполне реальным и таким же вездесущим, как Бог.
— Но каким образом? — теряя терпение, спросила Жаклин.
— Я повторяю, что это всего лишь версия, — сказал ректор. — Но представьте себе, что вы слушаете по радио музыку. Вы слушаете Гайдна, а ваши студенты — какого-нибудь… неопрятного придурка. — Жаклин в изумлении воззрилась на Хаарда. Слово «придурок» было совершенно немыслимым в его устах! — В общем, каждый слушает свою любимую музыку, — не заметив ее изумления, продолжал он. — И тут в дело вмешивается дьявол. Он подключается к вашим приемникам и запускает звук, который обычное ухо выдержать не может. От напряжения вы получаете кровоизлияние в мозг, и… вот вам идеальное убийство.
Жаклин застыла на месте:
— Но, господин Хаард… Ведь это были самоубийства…
— Конечно… Только почему вы думаете, что не существует такой частоты звука, от которой человеку хочется повеситься?
Сказать, что Жаклин была удивлена, значило не сказать ничего. Она почувствовала, что сказанное Хаардом было не просто версией человека с развитым воображением.
Ректор определенно что-то знал.
— Но ведь должен быть мотив! — воскликнула она.
Хаард прошел несколько шагов и оглянулся. В полутьме галереи внутреннего двора фигура ректора показалась Жаклин зловещей. Его слова прозвучали под сводами раскатистым эхом:
— Это человек убивает, потому что у него есть мотив. Дьявол убивает из любви к искусству.
18
Жан Дюбуа улыбался Элен при каждом ее появлении в палате. Он несомненно приходил в себя. Его словарь был еще небогат и речь невнятна, но Элен была почти уверена, что когда-нибудь он станет прежним Жаном Дюбуа. Правда, она не знала, какое время для этого потребуется. А пока ей хватало его улыбки и нескольких слов, с которыми он к ней обращался. Его движения стали более уверенными, а сегодня утром она угадала в его взгляде ту нежность, с которой он часто смотрел на нее там, в Рутенберге.
Но ей мешало его лицо. Оно было чужим и безобразным. В комнате, где находился Жан, зеркал не было, но она с ужасом представляла себе, что может случиться, если он каким-нибудь образом увидит свое отражение.
Все ее врачебные усилия могут пойти насмарку. Элен все более склонялась к мысли о необходимости пластической операции, которая вернула бы ему прежний облик.
Но существовала проблема его безопасности, Он изменил внешность, чтобы никто не смог узнать в нем Жана Дюбуа. Но он не выдержал. Вопреки ее мольбам, он поехал в Амстердам и раскрылся перед Жаклин. Чем это закончилось, известно. Впрочем, теперь Дюбуа известен тем, кто им интересуется, и в облике немощного старца. И чтобы затеряться навсегда, ему нужен третий, совершенно новый облик. Но в нем Жан Дюбуа не узнает себя прежнего и не сможет стать собой.