— И это означает, что, когда я разберусь с отделом, мне повесят его на шею?
Николсон поморщился: он не терпел вульгарных выражений.
— Да, с присвоением соответствующего звания, — сухо сказал он. — Это большая честь для любого сотрудника, особенно для такого молодого, как вы. Я, пожалуй, не припомню другого такого случая в своей практике. Я уж не говорю о том, что впервые мы оказываем такое доверие женщине.
Жаклин сжала кулаки так, что ногти до боли вонзились в ее ладони.
— Могу ли я отказаться от такого «доверия»?
Николсон, услышав злую иронию в ее голосе, посмотрел на нее сердито:
— Конечно, нет. Вы что, забыли содержание контракта, который по собственной воле подписали восемь лет назад?
— Но я нарушила одно из основных условий контракта!
Николсон довольно улыбнулся:
— Я не могу квалифицировать приглашение ваших родных в Амстердам как нарушение. Ваш поступок был лишь частью оперативного плана разоблачения предателя.
— Дьявол, — глухо произнесла Жаклин.
Полковник поморщился, но потом поднялся из своего кресла, подошел к ней и положил руку на плечо сыщицы.
— Послушайте, Жаклин, — в его голосе зазвучали вполне человеческие ноты, — вы очень нужны нам. Люди, подобные вам, — на вес золота. Мы не можем ими разбрасываться. В Центре достаточно великолепных сотрудников, но далеко не все из них обладают такими способностями, как вы.
Жаклин в ярости кусала губы.
— Но я не хочу! — в отчаянии выкрикнула она.
— Успокойтесь, — тихо сказал Николсон. — Когда это людей, носящих форму, спрашивали, хотят они чего-нибудь или нет?
— Ноя никогда не носила формы!
— Ну что ж… Думаю, в ближайшее время вам придется ее надеть. Для встречи с координатором и… награждения.
Жаклин удивленно подняла голову:
— В жизни не слышала ни о каких награждениях в Центре…
— Вы еще о многом не слышали, — усмехнулся Николсон.
Вендерс сидел на стуле посреди огромного пустого зала, обхватив голову руками. Но когда Жаклин вошла, он опустил руки и улыбнулся ей. «Словно ничего и не произошло, — подумала она. — Он, в отличие от всех остальных, и меня в том числе, держится нормально».
— Я рад, что ты захотела встретиться со мной, — сказал он. Его голос после допросов все же звучал неуверенно и слабо. — Зачем ты пришла?
Она вздохнула:
— Вы всегда говорили, что мы солдаты. И мы с вами воевали на одной стороне. Что случилось потом?
Вендерс внимательно посмотрел на нее.
— Скажи, работая у нас… — он закашлялся, — вернее, теперь уже у вас… Ты ощущала себя свободным человеком?
— Да, — после паузы произнесла она.
— Но ведь ты не можешь делать, что тебе хочется. Не можешь быть рядом с людьми, которых любишь. Не можешь отказаться от задания, которое тебе не по нраву. Тебе приказывают убить человека, который не сделал тебе ничего плохого, и ты идешь и убиваешь. Ты втираешься в дружбу к человеку, тот доверяет тебе полностью, а потом — ты предаешь его. Это ты называешь свободой?
— Я свободно выбрала свою работу, — глухо проговорила Жаклин. — Если в результате моих действий в мире станет меньше наркоманов, или оружие, которое благодаря мне не будет продано, не сможет уничтожить целую деревню мирных жителей, я буду считать, что мои действия правильны. И свободны.
— Я раньше тоже так думал, — сказал Вендерс. — Но со временем мне стало очевидно и другое. Разве нелегальное оружие, которое, допустим, ты останавливаешь на какой-нибудь границе, уничтожают? Нет, оно просто переходит в другие руки и все равно убивает. Не одну деревню, так другую. Мы солдаты, но солдаты чего? Одной из групп высокопоставленных политиков, которые борются против другой такой же группы. И Касуэлл ничем не лучше и не хуже кого-нибудь другого. Ты помешала ему взять методику Дюбуа и Серпиери, но разве ты можешь быть уверенной, что ее не возьмет кто-нибудь другой? Возьмет и будет использовать! Может, он попытается оправдать это использование какой-нибудь благородной идеологией, но ведь суть от этого не меняется… Я работал в интересах определенного человека. Почему именно Касуэлла? Считай, что так сложилось. Но знай, что вовсе не из страха и не из-за денег.
— Вам хотелось власти, и Касуэлл мог вам ее дать? — В этой фразе Жаклин было заключено скорее утверждение, чем вопрос.
Вендерс поморщился:
— Я имел достаточную власть в Центре. Большую, чем Николсон.
— Но вам хотелось еще большей власти?
— Каждому человеку хочется большего, — проговорил Вендерс. — Это нормальное желание.