antique
Александров,
Григорий
Матвеевич
Я увожу к отверженным селеньям. Том 1. — Париж, Ymca Press, 1978
en
Александров,
Григорий
Матвеевич
calibre 4.99.4
22.2.2022
4385c23a-f2c7-4122-9acd-b55139a7656a
1.0
0101
я увожу
к отверженным селениям...
ДАНТЕ, АД, песнь
III.
Г. М. Александров
Я У В О Ж У к
ОТВЕРЖЕННЫМ
СЕЛЕНИЯМ
роман в двух томах
YMCA-PRESS
11, rue de la Montagne Sainte-Genevieve. Paris (5).
© World Copyright YMCA-PRESS 1978.
Том I
тяжелая дорога
Г л а в а 1.
РИ Т А
ТЕТЯ МАША
Дети рождаются ночью. Рита родилась днем. Вечером
умерла ее мать. Семнадцатого августа тысяча девятьсот сорок
первого года Рите исполнилось тринадцать лет. В этот теплый
воскресный день именинница впервые за всю свою короткую
жизнь не дождалась подарка от отца. В пятнадцать лет Рита,
прочтя похоронную, узнала, что ее брат, Павел Семенович Во
робьев, в боях за свободу и независимость нашей Родины пал
смертью храбрых. Сколько времени? Почему так темно? Пал
смертью храбрых. Где тетя Маша? Холодно... Снег на дворе...
Пал смертью храбрых... Зачем он пошел на фронт? Он мог
бы работать на заводе. Кто меня зовет?
— Рита! Рита! Очнись! Что с тобой?
— Пал... смертью... храбрых...
— Бог с тобою, Рита. О ком ты говоришь?
— Павлик... Павлик... Прочтите, тетя Маша.
— Ох! Господи! Рита! Что ты так смотришь? Похоронные
врут!.. Врут... Ляжь, Риточка, поплачь... Я говорила Семену...
В пятницу рождаются не к добру... — бессвязно бормотала
тетя Маша.
...Какая пятница? А-а-а ... Я родилась в пятницу. Но ведь
не я умерла, Павлуша... Чего ей надо от меня?
— Выпей. Это хорошее лекарство.
— С кем мы теперь будем жить, тетя Маша?
— Вдвоем, Риточка, вдвоем.
Прошло полтора года. Война шла к концу. В далекой Мос
кве грохотали праздничные весенние салюты, но Рита почти
никогда не слушала их. Она уже давно работала на военном
заводе. С работы обычно возвращалась поздно, измученная
и голодная. Тетя Маша, постаревшая и осунувшаяся, с трудом
передвигая больные ноги, часами стояла в бесконечных оче11
редях. Она никогда не жаловалась и не разрешала Рите помо
гать ей.
— Ты отдохни, Рита. За целый день небось умаялась на
работе. Я сама все по дому сделаю, — обычно говорила она.
Как-то раз вечером, вернувшись домой, Рита увидела, что
тетя Маша лежит на кровати.
— Вам плохо?
— Ты не волнуйся. Я прихворнула немножко, — виновато
пряча глаза, успокаивала тетя Маша встревоженную племян
ницу.
— Врач у вас был?
— Был. Соседка вызывала.
— Что он говорит?
— Глупости одни. Хорошее питание: масло, яички, моло
ко... и еще этот самый, пе-ли-ца-лин.
— Пенициллин? — догадалась Рита.
— Он самый. Как малое дите этот врач. Чудак он. Где
теперь возьмешь масло? Нешто в коммерческом магазине? Оно
там кусается — шестьсот рублей килограмм. Яички едят люди
— не чета нам. А лекарство это? Ты, поди, сама помнишь —
на прошлой неделе у Нюрки, что над нами живет, сынок умер,
и то лекарство достать не смогла. Убивается Нюрка. На ней
теперича лица нет.
— Я достану, тетя Маша.
— Дурочка ты. Откуда возьмешь такую прорву деньжищ.
Мы масло по праздникам не видим, а уж этот самый палици-лин — где нам...
— Достану!
— Ишь ты... И думать даже не думай. Не приведи Господь,
что с тобой случится. Я ведь тебя больше всех люблю. Кого же
мне и любить? Посиди, Риточка, не мельчешись. Вот и Семен
был такой же торопыга. И упрямый до ужасти. Я просила
его, чтобы он тебя по-людски назвал — Лидочкой, или, скажем,
Настенькой. Хорошее имя. Бабушку нашу Настенькой звали.
А он одно заладил — назову Маргаритой, как мать твою по
койницу звали. Любил он ее... А когда ты родилась, ко мне