И договорились! Она поверила нашим словам. Поверила?...
Тогда почему же?..
35
— Ты плюешь на отца. Я воспитал тебя. Работал на вас
всю жизнь... А себя ты жалеешь, дочка?
— Себя?
— Ведь если я вор, то ты моя помощница. Я все до по
следнего грамма отдавал семье — и ты не брезговала ничем.
— Ты прав, папа. Я была воровкой, но больше не буду.
Народницы. Нам рассказывали о них в партшколе. Они
шли неправильным путем. Дочки генералов, буржуев пе
реодевались в мужицкую одежду и уходили в деревню. Их
ловили, отправляли в тюрьмы, на каторгу... И дочь моя такая
же? Но они убегали из дому не потому, что их отцы говорили
одно, а жили по-другому... Они боролись за народ... А она за
что? Что если?...
— Раз ты надумала уходить — не удерживаю.
— Спасибо, папа.
— Но я хочу сказать тебе еще два слова.
— Слушаю, папа.
— Ты думаешь, мне одному привозят всякую всячину?
Ошибаешься, дочка. А другие руководители? Разве они живут
на зарплате? Ты бывала у них дома, видела все своими гла
зами... Почему такого здорового бугая, Витюшиного отца, на
фронт не отправили?! И почему сам Витюша в тылу окола
чивается?! Ты об этом задумывалась? Я тебе одно могу ска
зать: все мы жить хотим — и помалкиваем.
— Значит, вы все такие? И справедливости нет?!
— Справедливость! Не тебе судить о ней. Что ты пони
маешь в справедливости? Фашисты уничтожают миллионы со
ветских людей. Наша армия сражается и побеждает. Но армия
без оружия — не армия. Кто кует солдату оружие? Ты
скажешь — народ. А на что способен народ без руководите
лей? На моем заводе делают оружие и этим оружием бьют
врага. Ты хочешь посадить руководителей на голодный паек?
Этого ты хочешь? Мы командуем армияхми, фабриками, заво
дами. Мы — сыты, народ — голоден? Так ты хотела сказать?
Придет время, наедятся все. Ты вспомнила о туберкулезном
санатории. Кто нужнее сейчас? Оружие или больные дети?
Если бы победили фашисты — они расстреляли бы этих детей!
А по-твоему выходит так. Пусть генерал сидит впроголодь, ду
мает об ужине, а солдаты его бесславно гибнут, потому что
36
некому было разобрать план сражения. Ты такого равенства
желаешь? Пока у нас еще есть несправедливости. Но это
ненадолго, пройдет. Лучше смириться с маленьким злом, чем
терпеть большое. Лес рубят — щепки летят. Зато посмотришь,
какая жизнь будет у нас после войны. Мы освобождаем не
только себя, а и весь мировой пролетариат от цепей прогнив
шего насквозь капитализма. На наши плечи легла тяжелая
задача: проложить дорогу к светлому будущему. И мы про
ложим ее. А ты твердишь о Витюшииом папе, о яблоках, о...
Рите. Одна жизнь ничего не стоит. Борьба требует жертв.
Ты взрослая... Стыдно, дочка, не понимать большую правду
и копаться в маленьких недостатках. Стыдно и глупо.
— Я пойду, папа.
Не убедил. Одних слов мало. Припугну.
— Прощай, дочка. Не забывай о КЗОТе.
— О чем?
— О Кодексе законов о труде. В военное время прогул
приравнивается к дезертирству.
— Спасибо за предупреждение. Постараюсь не прогуливать.
— Молодец, дочка. Да, чуть не забыл. Если увидишь Во
робьеву, напомни ей, чтоб она принесла бюллетень. Иначе —
суд.
— Папа! Ким обещал ей...
— Какое мне дело до его обещаний? Он обманул ее —
его забота! Я своему слову — хозяин. Но я ей ничего не обе
щал. Спроси у брата.
— И ее посадят в тюрьму?
— Будет так, как решит суд...
— Ким изнасиловал Риту, а ты погонишь ее в тюрьму?
— Не я, а суд. Меня это не касается.
— Как ты можешь так говорить?
— Y меня не богадельня — военный завод. Я подчиняюсь
законам.
— Хорошо, папа. Суд будет открытым?