Выбрать главу

Пусть попросит... Поплачет... Конечно, с ее тетей связы­

ваться не буду. А прогул простить можно.

— Наверно, нет, Воробьева. — Так будет лучше... Слезы...

Женщины вечно плачут. Зато я привяжу ей язычок.

41

— Тогда я пожалуюсь на вашего сына. Я напишу...

— А я выгоню тебя из кабинета. Пи-са-тель-ни-ца!

Волна слепой ярости, бешеной и неукротимой, вырвалась

из глубин подсознания, хлынула в сердце, затопила душу и

разум. Маленькое девичье тело сжалось в упругий комок.

— Ты фашист! Хуже фашиста! Твой сын вор! Насильник!

Директор вскочил с кресла. Взмахнул рукой и нечаянно,

он сам не заметил как, задел локтем гипсовый бюст вождя.

Бюст покачнулся, какую-то долю секунды задержался на под­

ставке, словно раздумывая: падать ли ему с такой высоты,

или вернуться на место. Но то ли он был оскорблен непочти­

тельным толчком директорской руки, или, скорее всего, злую

шутку выкинул строптивый закон земного притяжения, как

известно, не признающий никаких авторитетов, — гипсовая

копия вождя гневно грохнулась на пол. Нос, уткнувшись в

деревянный пол, рассыпался на мелкие куски. Левый ус, из­

вестный всему миру, отлетел в сторону. И хотя он не топор­

щился, как секунду назад, но все же гордо и независимо лежал

чуть поодаль от позолоченных осколков, не желая смеши­

ваться с кучей мусора, каковая совсем недавно была аляпо­

ватой копией всемирного отца, вождя и учителя.

Я разбил бюст Сталина... Скрыть не удастся... За это не

простят... выход один...

— Феодора Игнатьевна! — зычно крикнул директор, за­

быв о звонке, которым он обычно вызывал своего бессмен­

ного секретаря.

На пороге, как изваяние, застыла сухопарая фигура пре­

данной помощницы.

— Гражданка Воробьева учинила скандал в моем каби­

нете. Она попыталась ударить меня. Я мог бы простить ей,

если бы она не разбила бюст великого вождя. Позвоните в

милицию и сообщите им о происшедшем. Вызовите парторга

завода и председателя комитета профсоюза. Наш долг — соста­

вить акт. Вы засвидетельствуете его. Это политическое преступ­

ление. Хуже того: злобная вылазка классового врага.

— Я разбила Сталина? — с ужасом спросила Рита. —

Но это ведь неправда! Вы столкнули его... Я не успела подойти...

— Ты ответишь перед судом за клевету. Запишите ее сло­

ва, Феодора Игнатьевна. Она разбила Сталина. Вы понимаете,

42

что она говорит! Я как честный советский человек не могу

повторять гнусных вражеских агиток!

— Вы врете! Я докажу...

— Она даже не раскаивается. Советский суд прощает

тем, кто ошибся. Но нераскаявшихся врагов наказывает бес­

пощадно.

Я не увижу больше тетю Машу... Она позовет меня, а я

буду в тюрьме... А правда? А люди? Так никто и не заступится?

Никто не пожалеет?! Зачем все это? Откуда?... Что я им сде­

лала? Ну пусть я виновата... А тетя Маша?.. Сегодня пятница...

Я родилась в пятницу... Тетя Маша говорила... И вдруг она

увидела ее: тетя Маша, мелкими шажками, не касаясь пола,

семенила к Рите: «Попрощаемся, девочка, поцелуемся, — голос

тети Маши звучал ласково и умиротворенно. — Отстрадалась

я, грешная. Как я тебя звала... Прощения хотела попросить...

Не дозвалась... Не бойся их... Подойди ко мне... В последнюю-то минуту обойми меня, дочка ты моя сладкая».

— Те-тя Маша! — пронзительно закричала Рита. Где-то

вдалеке раздался голос, чужой и враждебный.

— Она притворяется сумасшедшей. Обмануть нас ей не

удастся. Оформляйте акт, товарищи. Бдительность и еще раз

бдительность. Враг не дремлет.

В ТЮРЬМЕ

Сидит Катя за решеткой.

Смотрит Катенька в окно,

А все люди гуляют на воле,

А я, бедная, в тюрьме давно.

Голос молодой, тоскливый, задушевный. Она всегда поет

эту песню. Хотя бы скорей вывели на прогулку. Сколько дней