упоминая, кто и кому нанес травму... Как нанесли — это ваяс-но для травматологов... ценный материал... Сама я могу рас332
сказать чисто субъективно... Кому рассказывать и когда? Вре
мени нет... Третий следователь почему-то облюбовал немецкую
разведку... и все соблазнял меня перспективой признания: спо
койный сон, чистая совесть и даже усиленный паек... Этот
действовал фундаментально... Он неплохо знал анатомию... прак
тически на теле не оставлял следов... Голодовка... Питательная
смесь: масло, сахар, сырые яйца, молоко... как на курорте два
месяца кормили. Во время искусственного кормления по жи
воту били редко... Желудок обожгли — и никакой язвы...
Удивительно устроен человеческий организм... Когда же меди
ки разгадают его тайну? Нескоро... Природа трудилась мил
лиарды лет... запас прочности очень велик... За что же меня
арестовали? В разговорах я иногда бывала невоздержана... об
винения в агитации не предъявили... Может решили, что эф
фектнее обвинить в чем-нибудь драматическом? Разведка —
звучит, отравление — тоже неплохо... А болтовня? Кто же
донес? «Секрет, Ивлева, вам знать не обязательно». «Конечно,
гражданин следователь, к чему мне знать, за что меня держат
в тюрьме? Инквизиторы, обвиняя в ереси, разрешали обвиня
емому назвать пять-шесть имен тех, кто по его мнению мог
сделать на него донос. Если он угадывал в одном из пятерых
доносчика, то его вызывали инквизиторы и обвиняемый мог
возражать против его доноса. Вы не называете имен тех, кто
оклеветал меня». «Вы говорите, заключенная Ивлева, и мы их
мигом сюда притащим. Об этом и разговор веду. Назовите
всех своих сообщников, подпишите, что состояли на службе у
империалистических разведок и еще что-нибудь делали. Публич
но осудите себя и тех, кого народ судит сейчас. Следствие будет
окончено. Пальцем вас никто не тронет. В слабосильную ка
меру переведут. Там хлеба на сто грамм больше дают и суп
густой, с белой вермишелью. Картошка чищенная, кровать.
О вас заботу проявляю, заключенная Ивлева». Пережила... Пол
тора года следствие шло. Обвинения так и не предъявили... Я
до самой войны по наивности думала, что произошла ошибка...
просила разобраться в недоразумении, пока не надоело писать...
Как перед смертью я сегодня вспомнила все... Плохое, говорят,
быстро забывается... А хорошее? Как мерзко поступили с Ри
той... Больная тетя... Лекарство... Прыщеватый дегенерат... На
силие... Рита не говорила, но он изнасиловал ее... тюрьма...
333
лагерь... Убийство Ани... Капитан... Где ж она взяла силы вы
нести все это? Если бы сейчас кому-нибудь из этих скотов
была б нужна моя помощь и мне бы сказали, что в обмен
освободят Риту... Помогла бы я им? Обманут подлецы... Верить
нельзя ни на гран... Но если допустить невозможное, и они
сдержат свое слово... За Риту я бы спасла работника управ
ления... а сколько бы жизней я погубила? Выздоровеет мой па
циент — без дела не усидит... Лучшее доказательство — Гвоздевский... Не одна такая Рита поплатится жизнью... Буду рас
суждать беспристрастно... Разве зло в Гвоздевском? Полков
ника захменят другим, и тот, другой, пойдет по его пути... Свято
место пусто не бывает... Я — не одна врач в лагере... Если бы
вчера не вышла Лида... Наивная девочка... глупая... Ей бы с
парнем своим целоваться... Ночью ее забрали... Сказали в ба
рак... А вдруг на вахту?! Она хмолодая, красивая, беззащитная...
Кто ее спасет? Я заговорила — меня по зубам... Что это зубы
вздухмалось считать на старости лет? Не нужны они скоро
будут... Неужели и с Лидой?.. Глазенки у нее быстрые... сме
лые... шалунья была... Сердце... хоть бы кольнуло в последний
раз! Рита... Лида... Почему не я?! Старая... трусливая... покон
чить с собой сил не хватает. Думаю... Думаю! А они, дети мои,
умирают... Если бы поменять свою жизнь на чью-нибудь моло