— на бегу кричал капитан, огромными прыжками настигая
доктора. — Не стреляй, мать твою... — бешено заорал капитан,
увидя, что часовой на ближайшей вышке взял автомат на из
готовку.
Выстрелит... шаг... не послушает... шаг... назло капитану...
последний шаг! прыжок! Не споткнулась! Ноги Любовь Ан
тоновны коснулись вскопанной земли запретной зоны.
— Не стреляйте! — услышала Любовь Антоновна совсем
рядом голос капитана. В ту же секунду удар в спину опроки
нул ее.
— Я те стрельну! В меня попадешь! Дурак! — орал капитан,
прикрывая своим телом доктора. — Взбесилась! Чумовая! —
ругался капитан, оттаскивая Любовь Антоновну подальше от
запретной зоны. — Я успел толкнуть вас сзади. Пристрелил бы
вас этот полоумный.
336
Жива... не судьба... — удрученно подумала Любовь Анто
новна. Ей хотелось плакать, кричать, но в самом заветном
уголке сердца теплилась робкая радость жизни. Она пыталась
подавить ее — и не могла. Капитан до самой вахты не выпускал
из своей широкой ладони руку доктора.
— Гвоздевский в казарме. На носилках его принесли из
дома... Концы отдает... Мотор у его дрезины забарахлил... На
ручной дрезине до больницы скоро не доедешь... Поезд и по
давно сутки будет идти. Позвонили, что врачи приедут часов
через восемь. Вы только осмотрите его, скажите что с ним,
а уж лечить или не лечить — дело ваше,— пояснил капитан,
когда они вышли за зону.
— Лиду приведите...
— Морока мне с вами, доктор. На работе ваша Лида... Я
что ли этих жеребцов учил! Ухожу скоро с этой работы. Умрет
полковник — отвечу я. Сам Орлов звонил... Велел лично вас
к Гвоздевскому приставить, пока врачи не прибудут. Вы по
селектору объясните врачам, чем он болен... С желудком у
него плохо...
— Передайте Орлову, что я отказываюсь лечить Гвоздевского.
— Уже намекал... Орлов слушать не хочет: вниз головой,
говорит, повесь Ивлеву, а лечить заставь.
— Исполняйте, капитан, что вам велят старшие.
— Нервы у вас железные... Только что чуть не усоборо-вали вас — и шутите. Силища!
— Я не шучу... Даю дельный совет. Вниз головой не так
уж плохо: кровоизлияние в мозг, потеря сознания — и никакой
болы... Орлов не глуп.
— Что вы стоите, доктор? На меня пятно падает... Прошу...
Я лишнее наговорил полковнику... Повздорили мы... Он скажет
охране — мне несдобровать...
— Какое мне дело до вас... Позовите Лиду. Я поговорю с
ней и пойду к вашему полковнику.
— Навязались вы на мою голову! Где я вашу Лиду найду?!
С какой она бригадой вышла на работу? Сдохнуть бы ему!
Вертаемся на вахту! Поспешите, доктор! — приказал капитан.
Войдя в караульное помещение, капитан спросил надзи
рателя:
337
— В какой бригаде работает заключенная Васильева?
— Не могу знать, товарищ капитан.
— Я один все могу знать! Не солдаты, а... От кого смену
принял? Знаешь? Сбегай и позови.
— Старший сержант Уманский, который дежурил ночью,
еще не ушел в казарму.
— Задержался в зоне?
— Так точно, товарищ капитан!
— Шляются после дежурства по зоне! Не положено! Зови
его! — надзиратель, небрежно козырнув, вышел.
— Дисциплинка! Распустились! — ворчал капитан. — Нянь
ку им нужно хорошую: утром в морду, вечером — по хребту
поленом, а на ночь глядя — ремнем по голому заду.
— Помолчите, капитан, — попросила Любовь Антоновна.
Надзиратели, их было трое, как по команде посмотрели
на доктора. Один из них шагнул к ней, двое других вопро
шающе взглянули на капитана.
— Отставить! — приказал капитан ретивому надзирателю,
заметив, что тот протянул руки к Любови Антоновне.
— Мне-то что... Пусть она хоть на голове ходит, если вы
разрешаете, — обиженно пробормотал надзиратель, возвра
щаясь на место.