Орлова? По другому пути Гвоздевский не пойдет. Спасти его
— это быть соучастницей всего, что он сделает в будущем. Вы
бирайте, доктор! Или честно выполненный долг, как вы его
понимаете, — и вы дадите жизнь еще одному убийце и погу
бите сотни людей, или вы сделаете все возможное, чтоб полков
ник не остался жив. Он не имеет права пачкать землю, и вы
вместе с ним, если вы ему помогаете. Выбирайте, кто вам до
роже: он или люди. А может я ненавижу Гвоздевского за вче
рашнее, за то, что было в прошлом году? Если врач мстит боль
ному, он хуже самого подлого преступника. Сперва перевяжи
364
его, потом себя. Нет! Нет у меня злобы к полковнику за себя...
Но за Риту, за Катю, за Лиду, за искалеченную жизнь Лизы я
вправе убить его и с чистой совестью смотреть, как он уми
рает...
Любовь Антоновна нежно посмотрела на Риту. Она по-преж
нему шла, не поднимая головы, погруженная в невеселые мыс
ли.
...Что же это? — думала Рита, не выпуская из своей руки
ладонь Елены Артемьевны. — Я в карцере спала у доктора на
коленях... Она отдала нам всю рыбу и хлеб... ругалась на ка
питана, когда Катю бил собашник. Доктору тоже попало... За
что же Катя так обзывает ее? Доктор старенькая... больная...
она всем хочет помочь... Утром я слышала, что полковник по
садил ее в карцер... Он мучил ее... Почему ж она его лечит?
Доктор хорошая! Не может быть человек и хорошим и пло
хим. Она все время за меня беспокоилась... Может, Любовь Ан
тоновна испугалась полковника? Не верю я Кате! Сама в боль
нице Любовь Антоновну спрошу, — решила Рита.
...Здорово ее Болдина отчекрыжила... — внутренне усмех
нулся капитан. — Болдина терпеть нас не может. Дай ей пи
столет — перестреляет... Мне на Болдину наплевать. А полков
ник поплачет... Доктор виду не подает, а в душе у нее такое
творится. Она сейчас сама готова убить полковника. На наши
слова ей начихать, а вот что такие, как Болдина, скажут — для
нее закон... Дрековы твои дела, полковник. Доктор теперь те
бя так полечит, что и врачей из больницы не дождешься... Бол
дина на мою сторону пошла. Не ругала б она доктора, может,
доктор и простила бы полковника... Помрет он в дороге... и не
дознаются, отчего... Вскроют? Про грибы узнают? Может, он
их в другом месте ел? О чем Лизутка с ним разговаривала? По
ка везет мне... Сойдет с рук и полковник за милую душу...
хоть бы умирал быстрей... Охрану обижать надумал! Не на
таковских напал! Мало ему зеков! Злой — на них вымещай, а
своих не трожь!
...Любовь Антоновна принесла себя в жертву, — размышля
ла Елена Артемьевна. — Как он вчера издевался над ней! Я бы
не подошла к нему... а она идет... За нас! Катя говорила, что
я хлипкая, слабая... Да... Сколько смертей на меня обруши
лось... Вдобавок еще глупейшая история с лагерем. Генетика
365
— лженаука... а страна голодает. Конечно, виноваты война, раз
руха. А генетике не дали дорогу. Это тоже миллионы пудов нё-дособранного урожая... Признают генетику, когда отрицать ста
нет невозможно, а пока — голодный паек... Любовь Антоновна
вынесла больше меня. Почему ж она так подчеркнуто чужда
ется всех нас?.. Узнать! Во что бы то ни стало, узнать.
...Докторша обдурила меня... — думала Лида, время от
врехмени корча смешные гримасы. — В вагоне ее уважали все...
Я о параше орала: текло из нее на пол, а когда открыли две
ри, докторша сказала конвою, что кричала она... Ей прикла-дохМ по спине попало... Так это когда было?! Тут ей наобещали,
что главврачом сделают, Катя знает, раз говорит, вот она и
притворилась добренькой и стала учить меня, чему не нужно...
Фигушки тебе, доктор! Я приеду в больницу и скажу, что x\ia-ленькая... Доктор, наверно, с капитаном насчет меня погово
рила и пообещала ему, что узнает о моехм притворстве... Мне