один хороший человек сватался. Я уж тогда в годах была —
тридцать два стукнуло, а сватался.
— А вы?
12
— Я, Рита, всю жизнь одного любила. Почитай и по се
годня его люблю.
— Кто он? Расскажите, тетя Маша.
— Чего рассказывать-то. Известно кто. Рабочий. Мы с ним
еще в германскую войну познакомились. Пожили недолго —
— без малого полгода. Его на фронт забрали. Потом граждан
ская началась, и помер он от испанки. Это тогда такая болезнь
была, вроде нынешнего гриппа. Детишек у нас не было. Как
осталась я одна, все за Сенькой, отцом твоим, приглядывала.
Один он братан у меня. А Сенька-то, непутевый, в девятнадцать
лет женился. Через год у них Павлик нашелся, а потом и ты
пришла. Маргарита, царство ей небесное, добрая женщина была.
Как остался Семен один, я к вам и прилепилась. Куда пойдешь
от вас. Павлику-то уж четвертый годочек тогда пошел. А ты
и смеяться не умела. Семен и сам хуже ребенка малого. Ни
защитить себя, ни попестовать вас... куда ему. Смирный, по
слушный с детства был. Так я с вами и прожила...
— Тетя Маша, вы не знаете фамилию врача, который у
вас был?
— А на кой она, фамилия-то, тебе надобна?
— Я хочу узнать у него, что вам нужно.
— Птичье молоко мне нужно.
— Достану.
— Спасибо тебе, моя умница... Только я гусиное молоко
люблю. От него молодеют скоро. Спать пора, Рита. Поешь и
ложись. Завтра тебе рано на работу.
Утром тетя Маша не встала. Она с трудом повернула
голову, когда Рита подошла к ней, что-то хотела сказать и
бессильно махнула рукой.
Тетя Маша умрет. Где же достать этот проклятый пени
циллин? Я обещала ей... Сегодня не пойду на работу... Судить
будут... Простят... Я не нарочно... Побегу в больницу.
— Пропустите меня. Я должна поговорить с доктором,
— умоляла Рита людей, толпящихся у дверей врачебного ка
бинета.
— Молодая еще. Постоишь.
— Я детей дома одних оставила. Они орут там благим ма
том, а ты без очереди лезешь.
— Не пускайте ее, очередь для всех одна.
13
— Тут здоровых нет.
— Она небось больничный по блату получит, а тут стой
как проклятый.
Из полуоткрытой двери кабинета выглянула невысокая
худощавая медсестра.
— Товарищи, не шумите. Вы мешаете нам работать.
— Пропустите меня! Y меня тетя умирает. Пропустите!
— Рита кричала так громко, что стоявшие у дверей на минуту
смолкли.
— Вам необходимо обратиться в регистратуру, чтобы выз
вать врача на дом.
— Я была, сказали, что сегодня на дом врачи не ходят.
— Я вам ничем не могу помочь.
— Тетя умрет. Прошу вас!
— Элеонора Эдмундовна! Пропустите ко мне эту девушку.
Садись и не реви.
— Моя тетя... Вы вчера у нее вечером были. Я в регистра
туре узнала. Может помните ее? Ломтева. Мария Павловна?
Ей очень плохо, доктор.
— Помню Ломтеву. Я ей велел лечь в стационар. Она от
казалась.
— Я уговорю ее, доктор. В больнице спасут тетю Машу?
— Мы не волшебники. Сделаем все, что можем.
— Это очень опасно?
— Y нее правосторонняя пневмония. Воспаление легких.
В таком возрасте это опасно. Организм крайне истощен. На
грани алиментарной дистрофии.
— Она умрет?
— Глупости. Спасти можно. Хорошее питание. Yxoa. Пе
нициллин. Самое главное — пенициллин.
— А в больнице он есть?
— Если бы он был, девочка... В офицерском госпитале его
не хватает, а у нас, для гражданских... Ступай, девушка... Меня
ждут больные. Постарайся уговорить тетю, чтобы она легла в
стационар, немедленно.
— А мне разрешат ухаживать за ней?
— По уходу за совершеннолетними больными бюллетень
не выдается. Вы где-нибудь работаете? — неожиданно вмеша
лась в разговор медсестра.