ний... Они уже никогда вместе не сядут за стол... не будут
смотреть друг на друга... Она не услышит тихого смеха отца...
ворчания тети Маши... а Павлик не станет дразнить ее по
утрам. Ей чудилась ночь, туманная и промозглая. Она бредет
по полю одна... Где-то далеко золотой искоркой горит костер,
но дойти до него у ней не хватит сил. И на этом поле, а конца
его не видать, она не встретит ни Павлика, ни отца, ни тети
Маши.
— Воробьева! На выход!
Рита, не понимая, кто и куда зовет ее, послушно поднялась
с пола.
— Позезло девчонке, на допрос вызывают, — с завистью
вздохнула Бомба.
— Почему на допрос? — полюбопытствовала Лиза. Но
ответа Рита не услышала. Дверь карцерной камеры захлоп
нулась за ней. Рита стояла в коридоре у открытого окна и
жадно вдыхала чистый воздух, напоенный свежестью ново
рожденной весны.
V СЛЕДОВАТЕЛЯ
Следователь любезно предложил Рите сесть, спросил, как
ее фамилия, где родилась и проживала, кто родные. И знает
ли она, в чем ее обвиняют.
— В прогуле. Но прогулять мне разрешил сам директор.
— Сказочки, — хмуро и недоверчиво оборвал Риту следо
ватель.
— И вовсе не сказочки. Не я виновата, а сын директора
Ким.
— Гражданка Воробьева! Меня не интересуют посторон
ние лица. Каждый гражданин несет личную ответственность
за свершенное преступление. Вы обвиняетесь в прогуле и в
контрреволюционной агитации согласно статье пятьдесят во
семь пункт десять. Ваши враждебные действия, направлен
ные против советской власти, выразились в том, что вы один54
надцатого марта тысяча девятьсот сорок пятого года в четыр
надцать часов десять минут, находясь в кабинете директора
завода сто девяносто восемь, злоумышленно разбили бюст
великого вождя и учителя трудящихся всего мира дорогого
товарища Сталина. При этом вы сказали: Я разбила Сталина.
Вы подтверждаете этот факт?
— Нет. Бюст разбил директор.
— Гражданка Воробьева! Предупреждаю вас, что за лож
ные показания вы несете уголовную ответственность. В ваших
интересах рассказать следствию правду, всю правду и только
правду. — Последние слова следователь произнес с особен
ным удовольствием. Недавно он узнал, что этими словами
во французском суде приводят свидетелей к присяге. С тех
пор он не упускал ни одного случая, чтобы к месту или не
к месту сказать эти слова и щегольнуть хоть перед кем-нибудь
глубиной своих познаний.
— Я правду и говорю...
— Расскажите настоящую правду. Материалами следствия
ваша вина доказана полностью. Не советую вводить следствие
в заблуждение. Это усугубит ваш у вину. Если же вы расска
жете правду, суд учтет ваше чистосердечное признание и
смягчит меру наказания. Так что в ваших же интересах гово
рить правду, гражданка Воробьева. Клеветать па уважаемого
всеми руководителя — далеко не лучшая форма защиты.
— Почему вы верите ему, а мне — нет?
— Здесь вопросы задаю я, но в порядке исключения от
вечу. Y товарища Киреева имеются свидетели вашего преступ
ления, а у вас таковых нет. И зачем вам лгать? Скажите обо
всем не утаивая, и вы сами почувствуете облегчение. Спать
лучше будете, если очистите передо мной совесть.
— Я и так хорошо сплю. В карцере...
— Не успели в тюрьму попасть и уже в карцер посади
ли... Ай-ай-ай как плохо... Я могу поговорить с начальником
тюрьмы, чтоб вас из карцера досрочно перевели в камеру.
Но вы должны честно признаться во всем. Вы ведь не закон
ченный враг советской власти.
— Я?! Враг?!
— Ну вот видите, вам и самой ясно, что преступление вы
сделали сгоряча.
55
— Я не делала ничего. Ким поговорил с отцом, директором
нашим, чтобы меня освободили от работы. Потом Ким принес