гулы и дал мне денег, угрожая ему, что если он откажется, то
я сделаю клеветническое заявление в его адрес или совершу
антисоветский поступок, а всю вину возложу на директора. И
еще эта ж е женщина добавила, что неплохо бы разбить бюст
Сталина или порвать какой-нибудь политический лозунг, обви
нив в этом директора завода. За это она обещала мне хорошо
72
заплатить. Я спросила ее, откуда она возьмет денег, а она от
ветила мне, что есть люди, которые внесут любую сумму, лишь
бы я свершила антисоветский поступок. Теперь я понимаю,
что попала в сети вражеской агентуры и глубоко раскаиваюсь
в этом. — Вы раскаялись, но суд находит ваше раскаяние не
полным. Вы не назвали имени той женщины, каковая толкнула
вас на путь преступления. Суд открывает для вас последнюю
возможность полностью раскаяться, и ваше раскаяние будет
учтено судом.
Все они заодно... Отвечать? Сказать, что мне некого больше
назвать, кроме Кима и его отца? — не поверят... Промолчать...
А суд ли это? Сон... Папа... Павлик... Где их схоронили? На мо
гилке их хоть раз побывать... Тетя Маша... И ее не увижу...
Кому поверила? Киму, отцу его... Сказать, что мать Кима научи
ла меня?.. Вот что писал следователь, пока я плакала... Они не
пожалеют... Не хочу я с ними разговаривать...
— Встаньте, подсудимая, когда к вам обращается судья!
Рита продолжала сидеть.
— Я буду вынужден удалить вас из зала суда.
— Вы не судья! Вы! Вы! Такой же, как Ким и его отец!
Стоять перед вами не буду!
Приказать вывести? Что толку... Хитрая девчонка... Все
поняла... Съела бы меня глазами... Убила бы... Руки коротки,
голубушка... Да и не один я такой... Вячеслав Алексеевич тоже
рыло воротит, знает кошка, чье мясо съела... Все и всё мы
знаем... Одним миром помазаны... В мои-то сорок с лишним лет
поздно правды искать... Доживу до пенсии, тогда и о правде
поговорю, а пока... поскорей бы разделаться с ней... Перерыв
объявлять не буду.
— Приступаем к прению сторон. Слово имеет государст
венный обвинитель, старший советник юстиции прокурор то
варищ Ковалев, — устало объявил судья.
— Гражданин судья! Я буду краток. Преступление, кото
рое свершила подсудимая Воробьева, — ужасно. Кроме чувства
омерзения, оно не может вызвать ничего. Но чтобы говорить
о преступлении, необходимо, как это повелевает социалисти
ческая законность и внутренний голос совести, всесторонне
и досконально изучить личность самого преступника. Совет
ская прокуратура не только и не столько обвиняет, но прежде
73
всего вскрывает причины, породившие преступления, для того,
чтобы искоренить их. В годы моей беспокойной комсомольской
юности, я помню, мы пели:
Но мы поднимем пожар мировой,
Тюрьмы и церкви сравняем с землей.
От церквей уже почти не осталось следа, а вот тюрьмы пока
еще есть, и это мы должны признать к своему величайшему
огорчению. Почему у нас не уничтожено проклятое наследие
капитализма — преступность? Да потому что до сих пор мы
живем в капиталистическом окружении. Недалек тот час, ко
гда капитализм рухнет под тяжестью собственных противо
речий. Это случится, как учит нас вождь, когда в Китае про
изойдет пролетарская революция. Но революция в Китае еще
не победила, а буржуазный строй порождает самые черные
пороки и толкает советских людей на измену. Яркой иллюст
рацией моей мысли может служить дело Воробьевой. Кто она?
Где родилась? И кто ее родные? Она родилась через одиннад
цать лет после победы Великой Октябрьской социалистической
революции, ее воспитала советская школа, ее вырастила Родина-мать. Отец и брат Воробьевой сложили головы в бою за
Родину, в бою за великого Сталина. Сталин не только гениаль