ний сторон и даже после того, как подсудимая категорически
отказалась произнести последнее слово. По существующим
процессуально-правовым нормам социалистического законода
тельства суд не имеет права рассматривать какие бы то ни
было новые факты после того, как произнесено последнее слово
подсудимого, или если он без уважительных причин отказался
произнести последнее слово. В-третьих, в распоряжении суда
имеется заявление родных Киреевой, что их дочь, Домна Пан
телеевна, которая незаконно пыталась давать так называемые
показания, страдает психическим заболеванием. К заявлению
приложена справка врача-психиатра. Справка удостоверяет, что
гражданка Киреева Домна Пантелеевна страдает параноидной
формой шизофрении и нуждается в стационарном лечении. Со
гласно букве и духу закона, показания невменяемых душевно
больных не рассматриваются судом. Я признаю, что сделал гру
бую ошибку, потому что не вынес до сих пор решения о при
нудительном лечении гражданки Киреевой. Сегодня, после окон
чания разбора дела подсудимой Воробьевой, мы рассмотрим
поступившие документы на гражданку Кирееву. Я надеюсь, что
она будет помещена в психиатрическую больницу, где ей ока
жут своевременную квалифицированную медицинскую по
мощь. Если желаете, можете ознакомиться с упомянутыми
мною документами.
— Мы вам верим! — твердо отчеканил второй заседатель.
— Что вы?... Я так... По несознательности... Я со всем со81
гласный, — пролепетал Охрименко, выдавливая на лице жал
кую угодливую улыбку.
— В вашей принципиальной честности, товарищ Кузьми
ных, я не сомневаюсь, а вот Охрименко... Что я могу сказать?
Брат заслуженного товарища и... сомневается. Отец за сына, а
брат за брата не отвечают... Но все же... Товарищ Охрименко,
наверно, не забыл, что не так давно на него поступило клевет
ническое заявление о его мнимых хищениях... Прокуратура
сумела восстановить истину... доброе имя и честь товарища Ох
рименко, а он чуть не поверил ложному обвинению душев
нобольной девушки, которая сама не сознает, что говорит.
— Товарищ судья! — взмолился Охрименко, — ошибся,
каюсь... я ни на полмизинца не поверил этой сумасшедшей.
Двадцать лет... Вячеслав Алексеевич хватил через край...
Оно, конечно, по закону, но Воробьева подаст кассацию... Там
утвердят приговор, сомневаться не приходится... не те време
на... Это присяжные могли оправдать даже за покушение на
убийство градоначальника Трепова... и все же подстраховать
себя неплохо... Запишем в приговоре, что заслуживает двадца
ти лет, но, принимая во внимание... В общем, дадим десять...
Девчонка и пискнуть не посмеет... В камере отговорят, да и
сама она не дура... Положим, Воробьевой теперь не до касса
ций, душа в теле еле держится, где уж тут думать о писанине...
Ее и в лагерь живую могут не довезти... Но осмотрительность
не мешает... Охрименко подмахнет, а вот Кузьминых?.. Попы
таюсь...
— Я считаю, товарищи заседатели, что двадцать лет лише
ния свободы Воробьева, несомненно, заслуживает. Однако,
главная задача советского суда — перевоспитание преступника,
а поэтому суд может вполне ограничиться десятью годами ли
шения свободы без поражения в правах, — внушительно, с рас
становкой, взвешивая каждое слово, предложил судья.
— Я против, — резко возразил Кузьминых.
— Ваша мотивировка? — лаконично спросил судья.
— Если враг не сдается — его уничтожают. Кто такая Во
робьева? Враг! И враг, не желающий помочь советскому право
судию. Она умышленно не назвала имен своих сообщников.
Клеветать Воробьева умеет, о ресторанах помнит, а сообщни82
ков забыла... И ей оказывать снисхождение? В тридцатые годы
мы пели: Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть. Дед