Выбрать главу

ша спросила:

84

— Правда ай нет, Семен, что у тебя зазнобушка завелась?

Отец молчал. — Что ж, твое дело молодое... тридцать пятый

стукнул...

— Им мать нужна, — снизив голос до шепота, ответил

отец, кивнув в сторону Риты.

— Что правда, то правда, — согласилась тетя Маша. —

Так ведь какая мачеха матерью зовется?

— Помолчи, Маша. Не растравливай меня, — попросил

отец. — Ты спой что-нибудь.

— И то, спою, слушай.

Я пришла к тебе, родная,

Чтоб тебе сказать,

Y меня на белом свете

Есть другая мать.

Мамонька моя, вернись,

Поцелуй меня во сне,

Сказку утром расскажи,

Песенку спой мне.

И в косичку мне вплети

Цветик полевой,

Аль в могилку позови

Рядышком с собой.

Голос тети Маши плакал, как плакала обиженная девочка

на могилке матери.

— Не мучь меня, Маша. Не женюсь я ни на ком... Рита...

Павлуша...

И до сих пор Рита не может забыть, что глаза отца впер­

вые на ее памяти налились слезами.

Отец не привел чужую женщину в дом... из-за меня, из-за

Павлика... Тетя Л4аша тоже не вышла замуж... А я?.. Ну что ж е

я сделала?.. Что?! Все люди — злые? Неправда!.. А Павлик...

А тетя Маша... А папа?.. А тетя Вера?.. Злые только они...

Судья... прокурор... Ким... Но почему же?.. Мысль Риты билась,

как залетевшая в паутину маленькая мушка, билась в поисках

выхода и не находила его.

Подбросили дельце, ничего не скажешь, — злобно разду­

мывал прокурор, — и еще эта Домна... Откуда ее черт принес?

85

Правдолюбцы! Котята шкодливые!.. Пантелей Иванович... Тоже

мне, незаменимый руководитель... А попробуй, свяжись с ним...

Y него там, наверху, рука есть, загремишь и костей не собе­

решь... А хоть бы и не было руки... что с ним сделаешь?.. Кто

нужней, спросят меня, — Киреев или Воробьева?.. Молчите,

Вячеслав Алексеевич, — то-то же... А потом скажут: чем ваш

уважаемый сын занимается? Где средства берет на пьянку?

— Опять молчите, Вячеслав Алексеевич?.. Хорошо хоть Домна,

ее тетя у меня была... Постой... что она говорила? — Хри­

стова Богом клянусь, что испоганил девоньку Ким, неповинна

она, отпущай ее, не бери греха на душу... — Клянусь, клянусь...

Без клятв твоих верю, что не врешь, старая карга... Тебя бы к

Беленькому на беседу... Взвыла бы небось не своим голосом...

Что ж мне самому за эту Воробьеву садиться?.. И секретарь

суда на сегодняшнем заседании — стенографистка... Одна она

из всех секретарей стенографировать умеет... А дали ее, не

пожалели... Попробовал бы я сегодня по-другому говорить...

Речь мою прочтут, там... Жаль Воробьеву... А что поделаешь?

Жаль... Виновна... Не виновна... Все это понятия относи­

тельные... Достоевщина... Милейший Порфирий Петрович мог

сомневаться в Митькииом признании — ему истину подай... А

кто старушонку убил, Митька или Раскольников, Порфирию

дела нет... А мой Владлен глазами только хлопает. Слушаюсь!

Какие хмотивы двигали обвиняемой Воробьевой? Мотивы... Ду­

рак желторотый... Сам — следователь, и мотивы ищи... Дурак-то он дурак, да пожалуй и не такой уж он дурак... Все на меня

свалил. Я понимаю, конечно, что слово товарища Беленького

— закон... Интересы государства превыше всего... Вы, Вячеслав

Алексеевич, прокурор опытный, а я — следователь начина­

ющий... Подскажите, с чего начать. Хорошо хоть мыслишку

о Ломтевой подкинул этому Владлену... И о выгодных маль­

чиках вовремя ему подсказал... Сообщницу этот балбес зря

приплел — лишняя волокита... Ничего... поработают немного

— поумнеют... На таких, как Владлен, спрос большой... Они

быстро в гору идут... Он и часу не возился с Воробьевой... Как

услыхала она, что тетя умерла, — все подписала... Нет худа

без добра... Если бы тетка Домны не пришла ко мне да не