думать о том нечего.
— И все же я с вами не согласна, Анна... как вас?
— По батюшке-то? Так ведь я моложе вас, Елена Артемь
евна. Зовите просто Аня. А в чем вы не согласны со мной?
— Я считаю, Аня, что Рите необходимо написать кас
сацию.
— Ни к чему, Елена Артемьевна: измытарят девоньку, а
толку никакого. Вот вы Глашу, к примеру, возьмите. Немая
она от рождения, а тоже за агитацию сидит.
— А вы откуда знаете? Она только сегодня в камеру
пришла...
— Хочь вы, Елена Артемьевна, и дохтор, и прожили побо-ле моего вдвое, а того знать не можете, что я знаю. Я шибко
хорошо с немыми на пальцах говорю. Y меня родной дядя
90
немой с рождения. Я с ним все чисто говорила. Сегодня вы
немного вздремнули, а я с Глашей по душам поговорила.
— Как же она могла агитировать? — усомнилась Елена
Артемьевна.
— Я ее кликну. Она сама обскажет как да что, — охотно
ответила Аня. Она махнула рукой Глаше, стоявшей неподалеку
от них.
Глухонемая радостно замычала и заторопилась к Ане. Она
не спускала глаз с Ани, пока Аня разговаривала с Еленой
Артемьевной и Ритой.
А теперь, когда Аня позвала ее, на невзрачном лице Глаши
засветилась робкая улыбка. Глаша была явно довольна, что
Аня о чем-то хочет расспросить ее и она сможет в безмолвной
беседе облегчить душу. Пальцы Анн, длинные и гибкие, замель
кали в воздухе.
— Чистая фокусница, — изумилась одна из женщин.
Глаша внимательно смотрела на руки Ани и, поняв, о чем
ее просят, кивнула головой.
— Она сама все обскажет, — пояснила Аня.
Глаша согнулась, взяла в руки невидимую метлу. Затем
резким движением откинула воображаемую метлу в сторону,
ткнула себя кулаком в грудь и пять раз подряд выбросила обе
руки с широко растопыренными пальцами.
— Она сказывает, что работала дворником. Опосля рабо
ты их, человек пятьдесят, погнали па собрание в клуб.
Глаша быстро-быстро залопотала, несколько раз показала
язык, широко открыла рог и безмятежно закрыла глаза. Паль
цы глухонемой неутомимо двигались.
— Там кто-то языкастый долго говорил. Она с устатку
заснула.
Глаша рывком ударила себя в бок, испуганно вскинула
голову, сделала вид, что считает деньги, отрицательно замотала
головой, левую руку почти опустила к полу, выразительно под
няла два пальца вверх и слезливо сморщила лицо.
— Ее толкнули — вставай, мол, чего дрыхнешь. На двух
месячный заем подписываться велят. Глаша сказала, что у нее
маленький, а денег черт-ма, и...
— Понятно, пусть дальше представит, — перебили Аню
женщины.
91
Глаша неожиданно выпрямилась во весь рост. Несколько
раз пальцем указала на стену, надула щеки, скрестила руки
и безмятежно положила голову на плечо. А потом на всю длину
вытянутых рук провела плавный полукруг, который начинал
ся возле груди, а кончался там, куда могли достать Глашины
руки. Вслед затехМ она закатила глаза, со свистом втянула
воздух, так, что ее плоский живот прилип к спине, а щеки
провалились вовнутрь маленького рта. И вдруг в глазах Глаши
сверкнула злоба и она с ожесточением показала кукиш.
— Глаша осерчала, поднялась и стала указывать на стены,
а там, известно, портреты висят... Вот, мол, какие они морды
разожрали, брюхатые, что свиньи поросные, а мы худющие,
что шкилеты. Шиш вам, а не деньги!
— На сколько она осуждена? — с плохо скрытым волне
нием спросила Елена Артемьевна.
Аня повернулась к немой, что-то сказала ей на непонятном
языке. Глаша подняла обе руки, выразительно потрясая всеми
пальцами.
— Десять лет! Глухонемой! — ахнули женщины.
— Во-о... А вы жалобиться Риту уговариваете. Тут коль
попал — сиди. Судьба, — нравоучительно заметила Аня.