Намаешься, пока дождешься. И солнышка не увидишь, —
печально проговорила Аня, крепко прижимаясь к Рите.
Тусклый мертвый свет грязной лампочки, ввинченной под
потолком, скупо освещал лица заснувших. Кто-то забормотал
во сие, кто-то всхлипнул, кто-то позвал Коленьку — и все
затихло.
ЭТАП
Третий день эшелон с заключенными стоял неподалеку
от какого-то полустанка. Вагоны загнали в тупик, паровоз
отцепили. Рита с нетерпеньем ждала той минуты, когда они
вновь куда-то поедут. Куда их везут — не знал никто. Сперва
пронесся слух, что на Дальний Восток, поговаривали о Печоре,
кто-то упомянул о Колыме. Вчера вечером на ужин дали по
большому куску селедки. Дневную порцию хлеба Рита съела
109
утром. Рыжую сухую селедку она жадно проглотила без хле
ба. Всю ночь ей снилась вода. Рита просыпалась, подходила
к заржавленному ведру. Дня три назад в нем на донышке
плескались остатки воды. Она ощупывала его пальцахми, слов
но ждала чуда, но ведро было пусто и сухо, как земля, не
напоенная дождем. Воспаленным распухшим языком Рита об
лизывала потрескавшиеся губы. Уже двадцать суток ее везли
в товарнохм вагоне. Когда-то раньше в таких вагонах разме
щали сорок человек или восемь лошадей. Теперь их было
девяносто семь — больных, изнемогающих от жажды и оту
певших от жары. Полдневное летнее солнце накалило желез
ную крышу вагона. Рита задыхалась, судорожно ловила широ
ко открытым ртох
\1
затхлый горячий воздух, вытирала с лица
обильный пот, пыталась думать о чем-то другом, только не о
воде — и не могла.
Елена Артемьевна постучала в дверь, женщины вяло по
могли ей, но к вагону никто не подошел. Елена Артемьевна
с трудом забралась на нары и, прильнув лицом к решетке
квадратного окошка, закричала:
— Пить давайте! Люди больные. Y нас девушка одна уми
рает без воды... Во-ро-бье-ва...
— Замолчи, сука! Я тебе глотку залью, — пригрозил кон
воир, что расхаживал вдоль вагонов.
— Не имеете права! Вы обязаны дать нам воду! Хотя бы
больным! — горячо доказывала Елена Артехмьевна.
— Отстранись от окна! Стрелять буду! — предупредил
конвоир.
— Елена Артемьевна! Отойдите от окна, убьет... — со сле
зами упрашивала Рита.
— Пить! Воды! Пить! — неслись выкрики из других ва
гонов.
— Прекратить шум! — заорал конвоир.
Из соседнего вагона послышался голос. Кто-то говорил
зычным оглушительным басохм. Каждое слово говорившего бы
ло хорошо слышно.
— Гражданин начальник! Это неправильно, что вы не
даете нахМ воду! Мы тоже люди!
— Я тебе всажу девять грамм в лоб, будешь знать, какие
вы люди, — злобно пригрозил конвоир.
110
— Ты меня пулей не стращай, начальник! На передовой не
кланялись мы... А мы — люди! Y нас в вагоне и фронтовики,
и спекулянты, и прогульщики, и воры в законе... Но мы —
люди! — убежденно закончил бас.
— Это ты политиков можешь не поить! — закричал моло
дой пронзительный голос. — Они фашисты, а я — вор в зако
не! Я — человек! Я — за советскую власть! Воды, начальник!
— истошно завопил «человек».
— Воды!
— Контрикам не давайте!
— Мы — уголовники, не контрики!
— Воды! Воды! — подхватили выкрик законников сотни
голосов.
— Не плачьте, Елена Артемьевна... О чем вы? — растерян
но спрашивала Рита.
— Я не плачу... Бог с тобой, Риточка... Тебе показалось...
— всхлипывая, ответила Елена Артемьевна.
— Не расстраивайтесь... Воду принесут... Задержка у них
там... — успокаивала Аня.
— При чем тут вода, милая Анечка? Зачем она мне... Пере
терплю... Только обидно очень, тяжело... — отрывисто отве
тила Елена Артемьевна.
— Да кто ж вас обидел? Всем участь такая... — растерян