— Она! Безыконникова! Весь вагой подтвердит! — выпа
лила Аська.
— Доложу начальнику охраны.
— На Аврору докладывай, начальник! — голос Аськи сор
вался на крик.
— Кроме нее не на кого, — согласился конвоир, — ш-ша!
Чтобы мне без звука! Услышу что — на три дня воды лишу.
Закрывай двери! — распорядился конвоир.
— Не бойся, Рита, — прошептала Аська, когда шаги кон
воира заглохли вдали. — Я с этим мусором по петушкам
давно живу.
— По петушкам? — удивилась Рита.
117
— Дружим мы, — рассмеялась Аська, — он у меня на
крючке...
— На каком крючке? — не поняла Рита.
— Трудно тебе будет в лагере: ничего ты не понимаешь...
Знаю я о нем кое-что... Побоится он на меня стучать — вот это
и значит «на крючке». В случае чего мы с ним дотолкуемся...
— Чего ты сексотка подслушиваешь?! Под нары! — прика
зала Аська Безыконпиковой.
Аврора бессильно скрипнула зубами.
— Я не посмотрю, что ты Аврора. Тоже мне — крейсер.
Я сама линкор! — лютовала Аська, наступая на Безыконникову.
— Не троньте ее, Ася, — тихо попросила Елена Артемьевна.
— А вы чего за нее вступаетесь? Жалеете? — удивилась
Ася.
— Она человек обманутый, верит сама, что по правде
поступает... Или сомневается в чем-то, самом сокровенном для
нее, — задумчиво пояснила Елена Артемьевна.
— Эта обманутая всех продавать готова... И вас... и меня...
Она вам в лагере покажет! Там ее за доносы кормить будут.
— Не сомневаюсь, Ася... И все же не троньте ее. Y Авро
ры злобы много накопилось.
— Так что ж, на пас ту злобу выплескивать? — глухо
спросила Ася.
— За драку весь вагон воды лишат, — ни к кому не обра
щаясь, сказала соседка Варвары Ивановны. Голос ее, глухой
и тоскливый, прозвучал негромко, но Рита знала, что к словам
этой седовласой женщины прислушивается даже неугомонная
Аська.
— И то правда... Не тронь дерьмо, оно не воняет, — не
охотно согласилась Ася.
— Почему вы вступились за Безыкопникову, Прасковья
Дмитриевна? Жаль ее или...
— Испугалась? Чего мне бояться, Варвара Ивановна? Ше
стой десяток доживаю. С моим здоровьем — больше восьми
лет не протяну. Это вам любой врач скажет... Я и сама врач...
Мне ли не знать своей участи... Шутники наши судьи, чаро
деи... — невесело рассмеялась Прасковья Дмитриевна.
— При чем тут судья? — недоумевала Варвара Ивановна.
118
— Они мне жизнь продлили, — пояснила Прасковья Дмит
риевна.
— Вы шутите?
— Ничуть. Медицинские светила приговор мне вынесли:
восемь лет от силы проскриплю и — ad Patres, к праотцам, в
могилку... А осудили меня на двадцать пять... Семнадцать лет
лишних подарили... Живи, старуха, помни нашу доброту. Ка
кому Гиппократу двадцатого века такой подвиг по плечу? А
нашим судьям все легко. В молодости мне посчастливилось
беседовать с Кони, великий юрист был. Помню, сказал он: «Я
как первоприсутствующий кассационных департаментов сена
та могу, если согласятся мои коллеги, отменить несправедли
вый приговор. Но как член Медицинского совета — а в те
годы Медицинский совет был высшим врачебным учрежде
нием в России — и буквы одной изменить бессилен из приго
вора, что вынесут ваши коллеги. Смерть кассаций не прини
мает». — Прасковья Дмитриевна замолчала и грустным взгля
дом окинула собеседницу.
— А как же с Безыконниковой? — помолчав, спросила
Варвара Ивановна.
— Ах, какая вы право... Не сердитесь, голубушка. Пони маю, что вы от печальных мыслей пытаетесь отвлечь меня...
За людей страшно... Кроме нас с вами, в вагоне еще около ста
женщин, у них семьи, дети. Мне терять нечего, а им? Жалею
Безыконникову? Как сказать... Такие фанатички, как она, нико