— Мы не вызывали, — растерялась Рита.
— Таким, как вы, не надо утруждать себя вызовом. Глав
врач к простым больным меня не посылает. В комнате темно
и душно. Откройте форточку!
— Форточки нет. Окно не открывается.
— Больной нужен свежий воздух!
— Y нас не топят всю зиму.
— В нашем доме тоже не топят. Растопите буржуйку, —
посоветовала медсестра, кивнув головой в сторону железной
печки, стоявшей посредине комнаты.
— Дров нет.
— Пенициллин есть, а дров нет? Да-а-а... Почем на базаре
тушенка? — Рита растерянно метнулась к столу, только теперь
вспомнив, что она не успела спрятать продукты.
— Мне... подарили... — подавленно пробормотала Рита.
— А мне никто таких подарков не делает. Я — старая
кляча. Дочка еще не доросла, чтобы ее сгущенкой угощали.
И не дорастет!
— Вы — дура! Я — не такая! Я скажу... — голос Риты дро
жал и обрывался. Она не знала, кому и что она может ска
зать. но колючая обида горячим тугим комком застряла в
горле.
— Пе надо... Не говорите никому! Я пятнадцать лет рабо
таю в операционной. Меня просто так не посылают на дом.
Я понимаю. Y вас знакомства. Не жалуйтесь. Меня могут ли
шить куска хлеба. Муж больной, девочка, девятый год ей. Одна
их кормлю.
Рита молча подошла к столу. Она потянулась к маслу, но
на полпути рука ее нерешительно вздрогнула и замерла. Папа
говорил: жадные люди — плохие. Я ж е не себе. Y ней дочка
21
голодная. Нет, не дам ничего. Хоть бы тетя словечко сказала.
Спросить? Не спрошу! Дам! Я сегодня наемся. Рита торопливо,
словно боясь раздумать, схватила одну из банок, стоявших на
столе.
— Возьмите. Это вам.
— Y меня нечем заплатить, — хрипло ответила медсестра.
— Возьмите так... Задаром... Дочке суп сварите. Ей по
лезно, — скороговоркой, захлебываясь уговаривала Рита.
— Возьми, сестричка... Чего уж там. Поди ко мне, Рита.
Спасибо тебе... Дай я глазыньки твои посмотрю. Я уж было
худое подумала, когда ты эти разносолы на стол выклала.
Прости меня, дуру окаянную. — Худенькие пальчики Риты лас
ково и благодарно обняли шершавую ладонь старой тети. Так
и застыли они, взявшись за руки, как две маленьких девочки,
играющих в неведомую взрослым игру.
ПАМЯТНЫЙ ВЕЧЕР
Ким ожидал Риту у ворот.
— Почему опоздала?
— Тетя не спала.
Ким недовольно буркнул что-то и повел Риту в дом. Ди
ректор жил в небольшом особняке. До революции в нем про
живал небогатый купец. Перед войной здесь помещалась кон
тора, ликвидированная за ненадобностью. А последние три с
половиной года в его пяти комнатах хозяйничала мама Кима.
Просторный светлый зал оглуши;! Риту разноголосым гомоном
и смехом.
— Знакомься, Рита. Сын главного врачевателя города Гена.
Высокий круглолицый парень лет двадцати, одетый про
сто и скромно, поморщился, неприязненно посмотрел на Кима
и молча протянул Рите руку.
— Витюша. Папа его...
— Давай без пап, — грубо оборвал Витюша.
22
— Молчу. Когда говорит торговля, подчиняются короли.
Коля — наш поэт, — представил Ким широкоплечего черно
волосого парня с узким убегающим лбом. — О папе его — ни
звука. Таинственность!
От сына таинственного папаши разило запахом сладкова
тых духов и пудры.
— Миша, — с оттенком шутливого почтения провозгласил
Ким, кивнув в сторону тупоносого, гладко выбритого гостя.
Большие совиные глаза Миши равнодушно обшарили Риту с
головы до ног.
— Леша...
— Прохлада темных ночей, гроза города Одессы, — раз
вязно представился Леша. Его слюнявые плотоядные губы рас
плылись в довольной ухмылке, а по маленькому птичьему лицу
пробежала рябь мелких морщинок.
— И Сеня — наш философ и историк, — облегченно