Аськой лежит.
Господи... Что же они делают?.. Человека убить решили...
Воры и начальство вместе... Как же так? Сил нет. Хоть бы
Елену Артемьевну предупредить... А как? Аська поможет. Нель
зя, меня саму убьют... Больно. За что? За что? — плакала
Рита.
Карцер, окутанный дремотной тишиной, погружался в тре
вожный болезненный сон. Разрывая ночную тишину, в камеру
доносились звонкие удары металла о металл. Часовые, стояв146
шие на вышках, били железными молотками в отрезки рельс,
били, чтоб заключенные знали, что стража не спит. Клопы
вылезали изо всех щелей. Они жадно грызли тело, ползали
по рукам и животу, впиваясь в спину, кусали беззащитную
шею, заползали в уши, не давали ни минуты покоя.
— Не ворочайся, Рита, заметят, — прошептала Аська.
БЕСЕДА С ПОЛКОВНИКОМ
— Товарищ полковник! Начальник лагерной пересылки ка
питан Ольховский по вашему приказанию явился.
— Вольно. Присаживайся, — добродушно пробасил груз
ный полковник, указывая капитану на стул. Маленькие, за
плывшие жиром глаза начальника придирчиво и цепко бурави
ли лицо подчиненного. Ольховский почувствовал себя неловко.
Взгляд его, виноватый и встревоженный, пополз вниз, оста
новился на кромке цветной дорожки, убегающей к окну, и
скользнул по стене, украшенной портретами вождей.
— Воры в законе у тебя работают? — в упор спросил полков
ник.
— Так что разрешите доложить...
— Отвечай, капитан, не по-уставному: да или нет.
— Работают, товарищ полковник.
— Сразу и соврал. В воровском бараке ни один законник
не выходит на работу.
— От работы освобождает лагерный врач...
— За хромовые сапоги — десять суток освобождения, за
костюм — месяц. Или изменились расценки, капитан? Ты
докладывай, не стесняйся.
— Не досмотрел, товарищ полковник. Лагерный врач...
— Своего помощника смерти защищаешь? С чего бы это?
— усмехнулся полковник.
— Никак нет! Врач — заключенный. С первым же этапом
отправим его в глубинку. Я принял все необходимые ме
ры...
147
— Не ври! Вину свою усугубляешь.
— Товарищ полковник...
— Молод еще перебивать меня. Врача на этап ты отпра
вишь, в этом я не сомневаюсь. Законники по полгода на пере
сылке у тебя живут. Вагонов не хватает, капитан? Или руки
до них не доходят?
— Виноват, товарищ полковник! Упустил... Не досмотрел...
— испуганно залепетал Ольховский.
— Законники пьянствуют, анашу курят, в карты играют...
Ладно, упустил. С лагерной кухни тебе и начальнику охраны
домой мясо носят, крупу... Тоже не досмотрел? Ослеп, капитан?
Глаза лечить надо. Бесконвойники водку в зону тащат, чай
для чифиря, и тебя не забывают. Опять не доглядел? Плохо
дело, капитан, — жестоко отрубил полковник. Ольховский тя
жело дышал, все ниже и ниже опуская голову. — Зимой сбе
жал у тебя аферюга, Олень Сохатый, его взяли с полип
ными...
— Где? — вырвалось у Ольховского.
— В Свердловске. Документами торговал по дешевке. На
загляденье делает подлец. От настоящих не отличишь.
— Он очень способный...
— Уле куда способней. Друзья передали ему в лагерь со
рок тысяч. Отдал он их — и беясал благополучно... Ты случай
но не знаешь, капитан, кому он их отдал? — глаза полковника
лукаво усмехнулись, а лицо сохранило безмятежное добро
душие.
— Вы... подозреваете...
— Я не подозреваю, капитан. Я знаю.
— Откуда, товарищ полковник?
— Наш отдел много знает, а я начальник отдела. Мы вам
доверяем, мы вас и проверяем. Выше голову, капитан. Не па
дай духом. Считай, что этого разговора не было. Я тоже забу
ду о нем, если...
— Если что?
— Сегодня вечером к тебе на пересылку придет этап.
Двести тридцать бытовиков и семьдесят контриков-каторжни-ков. Как у тебя с ними дело обстоит?