148
— Каторжники размещены в отдельных бараках. Прогул
ки запрещены. За малейшее нарушение — в карцер. Полный
порядок, товарищ полковник...
— Если не считать, что у прошлого этапа каторжан закон
ники отняли все вещи.
— Какие у них вещи, товарищ полковник.
— Было кое-что... Я человек не злопамятный. Время труд
ное, жалованье маленькое... Глушь, скука. Понимаю. Мы с
тобой живем в тяжелое героическое время, чертовски много
делаем. Кто Комсомольск на Амуре и дороги в тайге строил?
Кто каналы рыл? Мы, капитан! Порой наш труд грязный,
зато нужней его нет. Согласен?
— Так точно, товарищ полковник!
— Молодец! Хвалю! Прощаю тебе многое за предан
ность.
— Рад стараться, товарищ полковник! Я выполню всё, что
мне прикажут.
— А если попросят? Например, я? — вкрадчиво спросил
полковник.
— Любую вашу просьбу сочту за приказ.
— Ловлю тебя на слове, капитан. Y меня малюсенькая
просьба. С сегодняшним этапом к вам на пересылку прибудет
каторжник Е-Ф-118. Кто он, тебе знать не обязательно. В фор
муляре прочтешь... Если он вздумает окончить жизнь само
убийством, не допускай, чтоб это на людях произошло. Лучше
где-нибудь наедине, в карцере, например. Я располагаю точ
ными сведениями, что у Е-Ф-118 хранятся недозволенные вещи.
Обнаружишь при обыске — трое суток карцера. Если в кар
цере не доглядят за ним, повесится он, строго взыскивать не
станем. Это очень опасный человек и вредный для нашего
госмдарства.
— Вы полагаете, товарищ полковник...
— Я ничего не полагаю, капитан. Думать надо!
— Е-Ф-118 могут убить при попытке к побегу, — робко на
мекнул Ольховский.
— Отпадает. Не такая величина он. При попытке к побегу
мелочь всякую убивают, они любят в бега пускаться. Если
Е-Ф-118 окончит жизнь самоубийством... Что ж, просчеты бьт-149
вают во всякой работе: не досмотрели. Да, еще одна мелочь.
Y тебя на пересылке четыре вора в законе. Никто из закон
ников не знает, что они суки. Один из них дружка своего в
спину ножом ударил, другой не поделился уворованным,
т р е
т и й
— впрочем, прочти списочек, здесь всё написано. — Пол
ковник пододвинул Ольховскому машинописный лист. Капи
тан углубился в чтение. Он аморщил лоб, беззвучно шевелил
губами, читал медленно и очень внимательно, стараясь запом
нить каждое слово. Полковник терпеливо ждал. Когда Ольхов
ский оторвал взгляд от бумаг, полковник дружелюбно спро
сил:
— Прочел?
— Так точно! Разрешите кое-что выписать.
— Не разрешаю. Запомнил?
— Запомнил, товарищ полковник.
— Y тебя память лошадиная... Не подведешь. Теперь ты
знаешь все, что надо. Как действовать дальше — ориентируйся
сам. Я тебе дам один добрый совет. Если кто-либо из этой
четверки, или все четверо сразу, провинится в чем, в карцер
их сажай без разговора. Но ненадолго, не переусердствуй с
ними. В случае если воры в законе пронюхают, что они суки,
— помоги им. Поганые они людишки. Воруют, убивают, доно
сят, своих товарищей обманывают, по они наш салили ценный
резерв. Мы перевоспитаем этих сук, нарядчиками, коменданта
ми сделаем... Воспитателями пошлем в каторжные зоны. Они
хоть п воры, а все как один патриоты, контриков ненавидят...
Суки сумеют привить им любовь к Родине, к народу. Эта раз
глагольствующая сволочь, интеллигентные подонки, с суками
че посмеют разговаривать... Однако, одними словами гору не
сдвинешь... Работать надо, и неустанно, а мы заболтались с
тобой.
— Разметите идти, товарищ полковник?
— Иди! Трудись! Родина тебя не забудет, — напутствовал
полковник стоявтмего перст ним навытяжку капитана.
150