что вы спали посредине...
— Я тебе промеж рог засажу, сразу казаться не будет,—
пообещал Леха.
— Не мешайте спать, — вяло попросил Падло.
— А мне что-то расхотелось, — лениво протянул Леха. —
За что у хозяина чалишься, старик?
— Не базлай! — прошипел Падло.
— А ты не рычи на меня! — взъярился Леха. — За что
чалку накинули, мусор?
— Я вас не понял.
— Ты, мусор, и по фене не ботаешь?
— Я не понимаю вас, — откровенно признался новень
кий.
— Мусора всю феню знают. А ты — мусор, — не утерпел
Мухомор.
— Я не имею удовольствия знать, кого вы называете мусо
ром. Я — профессор, доктор...
155
— Видалы мы таких докторов... Сидор Поликарпович —
вот кто ты, — очевидно, Падло надоело молчать и он решил
немного позабавиться.
— Меня зовут не Сидор Поликарпович, как вы изволили
меня окрестить, а Федор Матвеевич. Я не понимаю, почему
вы так недружелюбно разговариваете со мной. Надзиратель
при обыске нашел в моих вещах карты. Он упорно называл
их колотьем... Как они попали ко мне, я не ведаю до сего вре
мени... Я никогда их не держал в руках... Если вы сердитесь,
что у меня нечего взять, я не виноват... В кармане остались
крошки табака. Я, простите, заядлый курильщик... Добудьте
огоньку, я охотно поделюсь с вами.
— А ты не жид порхатый? — спросил Леха.
— Я — русский. Почему вы так подумали?
— Подход у тебя жидовский... Табачок... Не мусор я, феню
не знаю... Не жид, так подельники твои — жиды. Признавайся!
Жиды? — не унимался Леха.
— Y меня есть друзья евреи. Они прекрасные люди. Я
не позволю оскорблять нацию, давшую миру Эйнштейна...
— А на каком лагпункте твой Эштейн чалится? На пере
сылке его вроде нет, — задумчиво заметил Мухомор.
— Эйнштейн — великий физик. Руки коротки достать его,
милостивый государь.
— Y нас руки коротки? Схамаю Эштейна! А-а-а! Сукотник!
Сразу забздел! А то Эштейн! Эштейн! Кто он?! Вор в законе?
Такой же Сидор Поликарпович, как ты. Только жиденок...
— Вы ругаетесь над именем гения.
— Братцы! Сидор Поликарпович за жидов мазу держит!
И за Гену какого-то. А Геночка — жид! Я точно знаю! Пускай
присягнет!
...Леха говорит... Какая присяга? Может, до утра поругают
ся и забудут? лихорадочно думала Рита.
— Пусть присягает, — согласился Падло Григории.
— Что за издевательство! Кому присягать? — в отчаянии
спросил Федор Матвеевич.
— Мне! Падлу Григоричу! Я сниму штаны, а ты оближи
мои коки и поцелуй в рыжую девятку! Не доходит. Сидор
Поликарпович? Рыжая девятка — это вонючая дырка в заду.
156
— Дегенераты!
— А с чем их хамают, денегератов? Слово-то какое! Не
пожравши — не выговоришь, — заржал Леха.
— Я лучше умру. Вам не удастся надругаться надо мной!
— голос Федора Матвеевича срывался и дрожал.
— Не хочешь — заставим, не умеешь — научим, — нази
дательно заметил Саня Лошадь.
— Не желаете, Сидор Поликарпович, у Падлы целовать,
у меня поцелуйте, — предложил Мухомор.
— Лучше у меня, моя рыжая девятка ароматная. Целуй!
Я уже штаны снял, — вмешался Леха. — Горбыль хлеба дам!
— Два! — пообещал Мухомор.
— Три! — расщедрился Падло.
— Я плюю на вас! Отойдите от меня! — в бессильной
ярости закричал Федор Матвеевич. Как видно, он хотел сказать
что-то еще, но вместо слов вырвался хрип. В то же мгновенье
Рита, забыв об осторожности, приникла к щели. Огромная
пятерня Мухомора цепко сдавила шею Федора Матвеевича.
— Плюешь на меня? На Мухомора?
— Отпусти... Отпечатки пальцев останутся... На веревку,
— деловито советовал Падло Григории. В руках он держал
веревку с готовой петлей.
...Значит, правда... Начальник веревку дал. Через голову