Не сломаете меня, полковник... Вам не знакомы честность и порядочность. Я не намерена подписывать всякие гнусности под вашу диктовку! Вы — низкий человек! Высокая какая...
Добродетель воплощенная... Капитан из вас эту высоту выбьет, доктор! В зехмельный отдел переведет, как любит говорить Орлов. Чище меня хотите быть, Ивлева? Выше? Благороднее?
Сегодня вам в карцере разъяснят, сколько стоит благородство!
Это только задаток! Капитан с вами полностью рассчитается...
Необходимо предупредить лейтенанта, что капитан горит ж е л а н и е м
поохотиться с ним... Лейтенант — стрелок меткий!
Оставишь в тайге капитана без вести пропавшим — в мои руки попадешь, товарищ лейтенант. До конца жизни! Ты мне сво ими чистенькими пальчиками не одну мусорную яму выгре бешь. Он — лейтенант, офицер, сексотом моим быть не ж е лает... Не благородно. Доносить жене капитана — в высшей степени благородно! Этот дурак, кажется, поверил, что лей тенант на его Лизу заглядывается и просит, чтоб я задержал его в управлении. Всему поверил балбес. Стал бы мне лейте нант свои тайны открывать. Я из-за сволочного лейтенанта столько неприятностей имел... Убьет он капитана, я его года три возле себя как собаку на цепи подержу, а когда выжму все — под суд и к сукам в зону. Отбитые почки и инвалидность гарантированы, товарищ лейтенант! Кровыо выхаркаешь, лей тенант, за сегодняшний вечер! А если капитан уложит лейте нанта? Тоже неплохо... дело возбудим против него. Заслуги лейтенанта перечислим — и к стеночке вас, товарищ Михаил.
Письмо откроют? Навряд ли... Мы так следствие поведем, что вся тайга узнает об убийстве. Никто капитанову письму не поверит... Теперь он прочистит мозги своей Лизутке... Он ей покажет, как завлекательно на лейтенанта глядеть! Не тронет?
Я ее трону! Перейдет капитан из одной комнаты в другую, я ей свои услуги предложу. Нс согласится — воля ее... У них вещички лагерные остались... Обыск — и в зону пожалуйте!
О Глушкове заикнется — антисоветская пропаганда... Сейчас не военное время, однако червонец обеспечен... Ушлют ее по дальше от нашего лагеря, там ей коблы откроют глаза, что такое настоящая любовь... Гордая она... повесится или на запретку прыгнет. Так-то, Елизавета Петровна... Храни мое оружие, капитан, не выпускай из рук... В какой могиле Новый год встре тишь, Михаил?
— Еще по единой, Осип Никитич, — дружелюбно предло жил капитан.
— Не могу... вредно... желудок...
321
— Выпейте, как рукой все болячки снимет. Спирт всякую язву лечит. Один три года с язвой мучился, врачи на него крест положили. С горя запил, самогон больше. Попил с месяц — и как сто бабок отшептало. Кинулись врачи язву искать, а ее и в помине нет, — вдохновенно врал капитан.
— Ну, если так, почему бы не выпить. За медицину! — шутливо закончил полковник и с наслаждением, маленькими глотками выпил стакан до дна.
Я умею не пьянеть. Впрочем, и опьянею — из меня слова не выжмешь... Сразу бай-бай... Лизутка хороша... Получше моей Анжелики... Ей лет двадцать с хвостиком, а Анжелике тридца тый стукнул... Молодится дура, наряжается для своего Жорика...
Если б с Лизой сошелся, Жорика — в BYP, знаю за ним де лишки... лет па восемь потянут. На Анжелику я найду кого натравить. Лизавету — себе, а сына ее на воспитание родным или в детдом... Она бы мне животик грела, массировала... — размечтался захмелевший полковник.
Гвоздевский смутно помнил, что он выпил еще один или два стакана и заплетающимся языком просил любить и жалеть его. Капитан помог ему добраться до кровати, пообещав, что будет любить его до гробовой доски, а уважать и того дольше.
Гвоздевскому снился Жорик. Жорик почему-то называл себя по имени-отчеству, Георгием Климовичем, чего раньше за ним не замечалось.
— Ты уважаешь меня, полковник? Не уважаешь Георгия Климовича?! — спраншвал Жорик, сверху вниз поглядывая на полковника. Гвоздевский хотел встать, в эту минуту он лежал на кровати в своей комнате, но длинные пальцы Жори ка сдавили ему живот.
— Я люблю мужчинам животы гладить, — кокетливым женским голосом признался Жорик. — Поцелую тебя, Осип, зацелую, — пищал Жорик, впиваясь в губы полковника. От Жорика тошнотворно пахло дешевой помадой и лошадиным потом. Он целовал Гвоздевского жадно, взасос. Лицо Жорика вытянулось, покрылось густой черной шерстью. На мгновенье он отшатнулся. Полковник увидел длинные острые клыки, торчащие из открытой слюнявой пасти. — Я люблю тебя, — хрипел Жорик, все сильнее сжимая полковника. Гвоздевский хотел закричать и... не мог. Он попытался вырваться из Жори322