пожелаю — сапоги вылижете мне... Такому дикарю дали власть над сотнями тысяч людей... Неужели нельзя найти человека умного и совестливого?.. Совестливый не пойдет сюда... Вот и присылают Гвоздевских... На работу меня не вывели... К ве черу убыот... или, может, денька на три удовольствие растя нут... Где же Рита? В карцер ее не привели... Если вывели за зону... хоть бы на одну минуту увидеть Лизу... Она бы помог ла... Милая женщина... запуталась она... Не вырваться ей... Еле ну Артемьевну могут оставить в покое... хотя, навряд ли... Y
полковника много сексотов... Они известят его, что Елена Ар темьевна освобождена от работы по моей просьбе... Последнее в жизни дело не довела до конца... Нелепо... Один день... Гвоздевский на обратном пути мог бы заехать и обязательно заехал бы в больницу... Меня бы он там нашел вне всякого сомнения...
331
Ну и что бы он сделал? В БУР? В карцер? В побег? — и толь ко... Он бы не дознался о Рите... О Кате... О Елене Артемьевне...
Я бы не подошла к ним, пока он бы не проехал... Мог бы и дознаться... Конспиратор из меня никудышный... Время выигра ла бы... Рите нужно десять дней... Гвоздевский не просто едет...
Проинспектирует лагерь на обратном пути... на каждую коман дировку заглянет. Месяца полтора уйдет... раньше не спра вится... Сюда он, похоже, заехал случайно... Зачем сейчас на прасно гадать: что есть, то есть — не изменишь... Они и хлеб мне не принесли... Забыли или приказ полковника?.. Это на него не похоже... карцерную пайку отдают даже перед тем, как послать в побег... Гвоздевский строго соблюдает закон о хлебе... Тогда в чем же дело?.. Попозже принесут... Есть хочет ся... Глазунью бы сюда на сливочном масле... кипящую... со сковороды... В последний раз я ела глазуныо у Лили... восемь с половиной лет прошло... Аресты тогда уже начались... Лиля успокаивала меня: не посмеют... За что меня арестовали?..
Узнаю ли я когда-нибудь... Первый следователь склонял меня, чтоб я призналась в отравлении... Только вот кого?.. Он на выбор предлагал человек пять... При жизни этих людей я не знала... Мудрено отравить человека, если не видел его в глаза...
Отравление отпало... Он бил меня довольно умеренно и неуме ло... Новичок... Как я ему тогда ответила? К драматургу Бомарше в театре однажды подошел офицер и спросил его, он не знал Бомарше в лицо: «Вы слыхали, что Бомарше отра вил двух ясен?» «Ваши сведенья не точны, — ответил драма тург, — Бомарше отравил не двух, а трех ясен и трупы их съел, хотя он ни разу не был женат». — Дайте же и мне отравленных мной людей и я их ст>ем. За Бомарше следова тель выбил мне два зуба... очевидно, по количеству погибших ясен драматурга... Второй следователь настаивал, чтоб я приз налась в связи с японской разведкой... Я заикнулась о своем незнании японского языка, и он бил меня валенком с песком по почкам... Моча больше месяца была окрашена кровью...
Здоровый у меня был организм... Излечилась без помощи кол лег... регенерация... любопытное явление... Как жаль, что не наблюдали за течением болезни... описать бы этот случай, не упоминая, кто и кому нанес травму... Как нанесли — это ваяс-но для травматологов... ценный материал... Сама я могу рас332
сказать чисто субъективно... Кому рассказывать и когда? Вре мени нет... Третий следователь почему-то облюбовал немецкую разведку... и все соблазнял меня перспективой признания: спо койный сон, чистая совесть и даже усиленный паек... Этот действовал фундаментально... Он неплохо знал анатомию... прак тически на теле не оставлял следов... Голодовка... Питательная смесь: масло, сахар, сырые яйца, молоко... как на курорте два месяца кормили. Во время искусственного кормления по жи воту били редко... Желудок обожгли — и никакой язвы...
Удивительно устроен человеческий организм... Когда же меди ки разгадают его тайну? Нескоро... Природа трудилась мил лиарды лет... запас прочности очень велик... За что же меня арестовали? В разговорах я иногда бывала невоздержана... об винения в агитации не предъявили... Может решили, что эф фектнее обвинить в чем-нибудь драматическом? Разведка — звучит, отравление — тоже неплохо... А болтовня? Кто же донес? «Секрет, Ивлева, вам знать не обязательно». «Конечно, гражданин следователь, к чему мне знать, за что меня держат в тюрьме? Инквизиторы, обвиняя в ереси, разрешали обвиня емому назвать пять-шесть имен тех, кто по его мнению мог сделать на него донос. Если он угадывал в одном из пятерых доносчика, то его вызывали инквизиторы и обвиняемый мог возражать против его доноса. Вы не называете имен тех, кто оклеветал меня». «Вы говорите, заключенная Ивлева, и мы их мигом сюда притащим. Об этом и разговор веду. Назовите всех своих сообщников, подпишите, что состояли на службе у империалистических разведок и еще что-нибудь делали. Публич но осудите себя и тех, кого народ судит сейчас. Следствие будет окончено. Пальцем вас никто не тронет. В слабосильную ка меру переведут. Там хлеба на сто грамм больше дают и суп густой, с белой вермишелью. Картошка чищенная, кровать.