— Я разбила Сталина? — с ужасом спросила Рита. — Но это ведь неправда! Вы столкнули его... Я не успела подойти...
— Ты ответишь перед судом за клевету. Запишите ее сло ва, Феодора Игнатьевна. Она разбила Сталина. Вы понимаете,
42
что она говорит! Я как честный советский человек не могу повторять гнусных вражеских агиток!
— Вы врете! Я докажу...
— Она даже не раскаивается. Советский суд прощает тем, кто ошибся. Но нераскаявшихся врагов наказывает бес пощадно.
Я не увижу больше тетю Машу... Она позовет меня, а я буду в тюрьме... А правда? А люди? Так никто и не заступится?
Никто не пожалеет?! Зачем все это? Откуда?... Что я им сде лала? Ну пусть я виновата... А тетя Маша?.. Сегодня пятница...
Я родилась в пятницу... Тетя Маша говорила... И вдруг она увидела ее: тетя Маша, мелкими шажками, не касаясь пола, семенила к Рите: «Попрощаемся, девочка, поцелуемся, — голос тети Маши звучал ласково и умиротворенно. — Отстрадалась я, грешная. Как я тебя звала... Прощения хотела попросить...
Не дозвалась... Не бойся их... Подойди ко мне... В последнюю-то минуту обойми меня, дочка ты моя сладкая».
— Те-тя Маша! — пронзительно закричала Рита. Где-то вдалеке раздался голос, чужой и враждебный.
— Она притворяется сумасшедшей. Обмануть нас ей не удастся. Оформляйте акт, товарищи. Бдительность и еще раз бдительность. Враг не дремлет.
В ТЮРЬМЕ
Сидит Катя за решеткой.
Смотрит Катенька в окно,
А все люди гуляют на воле, А я, бедная, в тюрьме давно.
Голос молодой, тоскливый, задушевный. Она всегда поет эту песню. Хотя бы скорей вывели на прогулку. Сколько дней я сижу? Кажется, двадцать семь. Тома говорила, что меня скоро вызовут к следователю. Долго держать в тюрьме не станут. Тома опытная, ее уже второй раз судят... Опять Тоня запела...
43
Вышла Катя на свет белый,
Стали Катеньку судить,
Присудили молодой Катюше
Двадцать пуль да в грудь забить.
Вот бы и мне так, как Кате... Хорошо было бы... Почуди лось мне тогда, что тетя Маша приходила... Или в самом деле она была там? А как бы она пришла из больницы в кабинет к нему?.. Почудилось...
Ах вы судья, правосудья,
Вы напрасно судите меня,
Вы, наверно, судьи, не схотели, Чтоб на свете я жила.
Как хорошо Тоня поет... Только грустно очень... Меня не осудят... Тома говорит: выгонят на волю... Чудно в камере разговаривают... Может, тетя Маша выздоровела? Встретит ме ня, порадуемся, поплачем... Уедем отсюда в деревню... Я дояр кой буду, или еще кем...
Ах вы пташки, канарейки,
Вы летите в белый свет.
Передайте бате, милой маме, Что Катюши в живых нет...
— Прекратить пение! — раздался за дверыо голос дежур ной. — В карцер захотели?
В камере наступила тишина.
— Эй, ты, Воробей, поди сюда! — услышала Рита повели тельный зов Нюськи.
Осторожно, стараясь не наступать на ноги сидящим, Рита подошла к Нюське.
— Тебе не надоело у параши спать? — жирным тягучим голосом спросила Нюська.
Добрая какая. Сама спит возле окна, забирает у всех половину передачи, а меня спрашивает. Рита неприязненно посмотрела на хозяйку камеры. Полное, дряблое лицо. Чистые ухоженные руки, украшенные острыми, аккуратно подрезан ными ногтями. Дорогая папироска в зубах, кажется, Казбек.
Неплохо живется ей в тюрьме.
44
— Чего молчишь? Язык проглотила со страху? — нетер пеливо понукала Нюська.
— Другого места пока нет, — спокойно ответила Рита.
— Места даю я! — гордо отрезала Нюська.
— Я это вижу.
— Первый раз попала в тюрягу?
— В первый.
— Потому тебе и плохо. Тут хорошо только нам, людям.
— Каким людям?
— Мне. Милке. Райке, — исчерпывающе пояснила Нюська.
— А остальные не люди? — против воли вырвалось у Риты.
— Голосок у тебя змеиный. Ты фраерша нотная... Осталь ные не люди — фраерихи.
— А кто же люди? — не утерпела Рита.
— Воровки в законе. А у кого мужики воры в законе, тоже почти люди, — со знанием дела пояснила Нюська.
— Чтобы быть человеком, надо обязательно воровать? — тихо спросила Рита.
— Y нас все воруют — фраера и мы. Но как воруют? Эй, ты! Ножка! Поди сюда! — зычно крикнула Нюська.
Услышав свое прозвище, пожилая женщина, сидевшая око ло вонючей параши, почти до краев наполненной нечистота ми, испуганно вздрогнула и, припадая на правую ногу, подош ла к Нюське.