гастроэнтерит, малокровие... а где желтуха? Куда исчез бред?
Строчками можно отравиться случайно: не отварила их хо зяйка, не слила перед едой воду — вот и отравление... Строчки — вне подозрения... Остается бледная поганка... Налицо все симптомы: синюха, обезвоживание и прочее... Но бледную поганку можно спутать только с шампиньоном... А шампиньо ны — грибы тепличные, в тайге они не растут... Если сама хо зяйка собирает грибы, она не спутает бледную поганку ни с каким грибом. Преднамеренное отравление... Необходимо за ранее запастись поганками, хранить их с какой-то целью... Если их подавать на стол — не исключено, что отравишься и сам...
Не есть — подозрительно... Неужели Лиза могла так хладно кровно все обдумать? А почему Лиза? Признаки отравления наступают через восемь—двадцать четыре часа... время растяну то... Он вполне мог позавтракать поганками вчера утром, в другом месте... Но почему же капитан настаивал на прободе нии?.. Просил поставить неправильный диагноз... Боится, как бы на него не пало пятно? А меня он не боится? Вдруг выдам...
Без Лизы я не разберусь... Думала, все ясно... оказывается — ничего не ясно...
— Теплая вода есть?
— Согрели. Вон она стоит. Руки хотите помыть, доктор? Я
солью.
— Напои больного. Больше... пусть пьет до рвоты.
— И так облевал меня всю. Охранник и воду затем согрел, чтоб я его обмывала. Не домработница я ему. Каждого подмы вать — рук не хватит, — ворчала Лиза. — На! Морду не косо бочь. Доктор до отвала напоить велела.
— Выйдем на минуту, Лиза.
Женщины пересекли коридор и очутились в просторной светлой комнате. Посредине стоял стол. На нем в беспорядке
351
валялись пожелтевшие от времени тоненькие брошюрки и оборванные со всех сторон старые газеты.
— Надзиратели себе их на козьи ножки рвут. Самосад ку рят — вот и портят газеты. Они прошлогодние, их мало кто читает. Мишка говорил, что полковник ругался вчера за крас ный уголок: газеты оборваны, грязь... Заключенных убирать не водят, а дежурным не больно-то нужно, — торопливо го ворила Лиза, стараясь не смотреть в глаза доктора. Любовь Антоновна терпеливо выслушала ее. Помолчала, не скажет ли она еще что-нибудь, и, выждав минуты две, в упор спросила: — Ты?!..
— Что... я?.. Бог с вами, доктор... О чехМ вы? — Лиза ис пуганно отшатнулась.
— Поганки?! — понизив голос до шепота, спросила Лю бовь Антоновна.
— Они, — призналась Лиза, бессильно опускаясь на само дельную грубо сколоченную табуретку.
— Расскажи...
Лиза молчала. Любовь Антоновна ждала. Никто не решал ся первым нарушить наступившую тишину. Лиза вздохнула, зябко поежилась, хоть в комнате было тепло, и наконец заго ворила взволнованно, но тихо: — Вчера Мишка привел его. Ко мне перед тем лейтенант забег, рассказал, как этот идол ругался над вами. Я сходу по скандалила с ним.
— С мужем?
— Нет, с ним, с бугаем этим. Стала его упрекать за вас, потом поругались мы. Он пальнуть меня хотел из нагана. Миш ка тот наган вышиб у него. А я полковника по полу мордой поволочила. Он уходить собрался и меня пугать начал, что убьет вас при побеге. Я не выдержала и про Кузьму ляпнула, пригрозила, что охотникам расскажу. Потом вроде помирились.
Он пообещал, что все покончит миром и направит вас в боль ницу. Я вышла самовар ставить, а у самой сердце тех-тех...
Знаю, что больно ненадежный человек он: ему слово дать или обмануть — все равно, что нищему копейку выпросить. Брехун он большой, мастер людей стравливать меле собой. Раньше я никогда не подслушивала, а тут чисто тянет кто меня к две рям. Я встала у дверей, они плохо прикрываются, Мишка к зи352
ме их еще не приспособил, и давай слушать. Идол этот Мишку моего застращал и клещами вытянул у него согласие, чтобы он убил вас. Y них уговор такой был: сперва вас на больницу, потом Мишка будто в гости ко мне поведет вас и ухлопает по дороге.
Я
слушаю, что дальше скажут. Он начал наговаривать моему, что лейтенант будто ко мне неспроста ходит... по лю бовным делам... не знаю уж, как я за дверью устояла. Хотела заскочить да поленом по башке трахнуть... легко ли такую по-напраслину слушать... Не люблю я Мишку, но чтоб изменить ему с лейтенантом сопливым — мыслей таких не держала...
Однако стерпела я... Он Мишку уговаривал, чтоб на охоту с лейтенантом сходил: или в берлогу к медведю лейтенанта стол кнул, или в спину ему стрельнул. Не прямо говорит, с подхо дом, вроде бы с охотниками такие случаи бывают... Но я по няла... заметалась. Что ж, думаю, будет? Вас Мишка убьет, как пить дать: слово он твердое полковнику дал. Против лей тенанта стану отговаривать его — и вовсе заподозрит, что лей тенант полюбовник мой. Полковник не простит Мишке руки зашибленной: или лейтенанту скажет, чтоб он в Мишку стрель нул, или Мишку засудит. Злопамятный он, худая слава о нем в тайге идет... Опять же и вы... Как жить-то мне после? Мишку не уговорю, не вымолю: он на вас крепко обозлившись — и за кольцо, и за скандал, и за полковника окаянного... Зверь Мишка, а муж он