— Я сам не люблю Феодору. Но папа ее терпит. Верный страж и защитник. Папа разрешил вам не выходить на работу до конца следующей недели. С профкомом и парткомом он это дело утрясет. Они у него смирные.
— Спасибо вам...
— Говори мне ты, — попросил Ким, обнажая в улыбке острые мелкие зубы.
— До свидания, Ким Пантелеевич.
— До скорого свидания, только не Пантелеевич, пожалуй ста. Меня в детсадике дразнили «Пантелей-Пантелей, ты во руешь голубей», — дружелюбно и чуть-чуть насмешливо про пел Ким.
Вечером, когда тетя Маша уснула, Рита вышла на улицу.
Шагах в пятидесяти от дома начинался пустырь. Раньше, до войны, здесь был парк — нарядный и веселый. Как погрустнел и обезлюдел он за последние годы. Рита присела на пень — мертвый и равнодушный, как камень, рожденный в бесплод ной пустыне Севера. В прошлую осень она часто сидела здесь, «ужиная» запахами умирающих трав и шепотом деловито бегущей речушки. Рите всегда хотелось есть, а по вечерам голод грыз ее сильнее обычного. Утром — морген фри, — ве чером — нос утри, — невесело шутила Рита, провожая гла зами поблекшие листья, медленно плывшие к земле. Сегодня бывший парк встретил ее неприветливым угрюмым молчанием.
Забытые, неухоженные деревья сиротливо жались к берегу реки, все еще скованной тонким панцирем дряхлеющего льда.
Голые ветви спящих великанов настороженно замерли в ти шине. Они словно ждали кого-то, ждали враждебно, со стра18
хом. В морозные вьюжные ночи прошлых зим к ним крались женщины с топорами в руках. Холодное дерево таило в глу бине своей тепло и жизнь. Оно манило к себе бледных, ис питых матерей, закутанных в черные лохмотья. Старый хро мой сторож отпугивал их гулкими выстрелами — и дерево встречало весну. Случалось, что сторожа не было. Глухие удары топора рождали надежду в сердце матери, что дерево не проснется весной, зато светлых дней дождутся ее дети. В
долгой неравной битве иногда побеждала мать, иногда — сто рож и дерево.
— Кого изволите ожидать? — раздался чей-то знакомый голос над самым ухом Риты.
— Никого я не жду, — вздрогнув от неожиданности с досадой ответила Рита.
— Забыли? Меня?
— Ким! Как вы меня нашли?
— Военная тайна. О ней знают двое. Я и начальник отдела кадров. Догадываешься ?
— Вы спросили у него мой адрес?
— Угадала.
— Холодно... Я пойду домой.
— Зря торопишься. С тобой хочет познакомиться...
— Кто?
— Моя сестра Домна. Мы — двойняшки. Это нас так папа назвал. Меня — Ким, Коммунистический интернационал моло дежи, то есть я, — Ким с усмешкой указал на себя пальцем, — а ее Домна — в честь пылающих доменных печей. Я ее захватил с собой. Не возражаешь?
— Как хотите.
— Домна!
— Иду!
— Знакомьтесь — моя сестра Домна. Похожа она на до менную печь?
— Ким!
— Умолкаю.
— Подруги меня называют Домина. Домна — старое рус ское имя. Я недавно читала «Мещане» Писемского. Там одну женщину звали Домна Осиповна Олухова.
— Олухова?
19
— Сам ты — олух.
— Извини, Доминочка. Она много читает, Рита. Простите, девушки, я вам помешал. Продолжайте знакомиться.
— Рита.
— Очень приятно, — Домна величаво протянула Рите руку.
— Завтра наш день рождения. Папу после обеда срочно вызва ли Туда, — Домина небрежно подняла руку. Палец ее, белый и выхоленный, указывал в ночное небо, затянутое сплошной пеленой свинцовых туч. — Мама гостит у брата. Соберется одна молодежь. Попоем, станцуем, повеселимся.
— Я не смогу прийти. Y меня...
— Я говорил Домине о твоей тете...
— Я боюсь — ей станет хуже.
— Отойди на минутку, Домна. Я скажу Рите пару слов на ухо. Ритка, ты мне очень понравилась. Сразу!
— Я не приду.
— Ты любишь тетю?
— Не твое дело.
— Мое. Завтра я принесу пенициллин и кое-что еще.
— Где ты возьмешь?
— Не бойся, не украду. Y нас дома много всякой всячины.
Мама разрешает мне делать подарки друзьям. До утра! Держи лапу. Я побежал.
Ким выполнил свое обещание. Часа в два дня он вызвал Риту на улицу «только на одну секундочку» и, сунув в руки растерявшейся девушки увесистый сверток, торопливо попро щался.
— Ж ду тебя в девять. Советская тридцать два. Найдешь?
— Найду.
— Не опаздывай!
В комнате Рита развернула сверток. «Масло... Грамм семь сот, не меньше. Свиная тушенка... яичный порошок... Сгуще ное молоко... Лекарство...» Рита недоверчиво рассматривала дар Кима, не зная, что и подумать.