еще они...
— Ты скоро кончишь болтать?
— Папа! Я хочу после войны поступить в Литературный институт. А поэтому обязан...
— В каком месяце ты родился?
— Смешно, папа... Ты помнишь лучше... Я тогда был ма ленький.
— Перестань кривляться!
— Шурочка неблагодарная... Кто помог им в тридцать седьмом? Кто их притащил сюда? Мы с тобой, Пантелей! А
она...
— Когда ты родился?
— Тринадцатого июля тысяча девятьсот двадцать шестого года, в среду.
— Вспомнил все-таки... Даже день недели не забыл.
— Ким ужасно одаренный ребенок. Я всегда говорила...
— Та-лант-ли-вый... Ге-ни-аль-ный...
— Ты злой и старый!.. Он твой сын! Как у тебя язык по ворачивается допрашивать его. Я покажу этой Шурке! Она у меня паплачется!
— Где ты с ней познакомился?
— С кем, папочка? С тетей Шурой? Я ж е ее с детства знаю...
— Больше вам это не пройдет! — крикнул Пантелей Ива нович и с силой стукнул по письменному столу кулаком. — Ни тебе, ни маме! Я не позволю издеваться над собой! Еще одно слово — и я уйду от вас.
31
— Уйдешь?! К молоденькой?! Бросишь семью? Я до ЦК
дойду. Тебя из партии исключат! Из директоров выгонят.
— Паша!!!
— Не кричи! Я не из пугливых. Я в шестнадцать лет за тебя вышла. Красивая была! Девушка! А ты истаскался по бабам! Обманул меня!
— Вв-о-о-нн!!! — заревел Пантелей Иванович.
— Папа! Мама! успокойтесь.
— Домна? Как ты вошла?
— Дверь не заперта. Я стояла за дверью и слушала... Я
расскажу правду.
Мать и сын одновременно взглянули на Домну. В глазах матери светились страх, неприязнь, просьба. Ким смотрел с ненавистью и злобой.
— Я тоже могу кое-что рассказать, сестричка! — сквозь зубы пообещал брат.
— Папа! У тебя на заводе работает одна девушка. У нее заболела тетя. Из-за этого она прогуляла...
— Как ее фамилия?
— Воробьева.
— Знакомая фамилия. Помню Ким просил...
— Да, папа. Ким выпросил для нее семь дней отгула.
— Ты путаешь что-то, Домна. Ким сказал, что у Воробье вой умирает тетя. Я разрешил выпустить ее через проходную до конца смены.
— Домна с детства врушкой была...
— Помолчи, Паша!
— Значит, Ким солгал Рите!
— Какой Рите?
— Воробьевой! Он сказал, что ты дал ей отгул, до конца этой недели.
— Ким никогда не лжет! Он мальчик честный!
— Хорошо, мама. Честный мальчик Ким уговорил меня помочь Рите. Мы вместе пошли к ней и пригласили ее на наш мнимый день рожденья. Ким доказывал, что Рите нужна раз рядка, гости, новые люди...
— Ты о себе не забывай, сестричка!
— Мы вместе с Кимом украли из дома продукты и пени циллин. Мой брат честно, до последней крошки, все уворован32
ное нами отдал Рите. Теперь я понимаю, почему Рита согла силась прийти на наш день рожденья, хоть мы и не думали в этот день рождаться. Витюша принес вина и привел с собой Лешу. Ты его не знаешь, папа. Леша — вор, а Витюша дружит со шпаной. Мама накрыла на стол и ушла ночевать к дяде Пете. Леша пел блатные песни, играл на гитаре, фокусничал.
Мы плясали, пели и пили. Много пили... Мне подливал Сеня...
Проснулась я рано...
— Ты всегда рано встаешь? Даже и после вечеринок?
— Да, папа. У Кима дверь была заперта. Я не стала будить его. Убрала со стола и пошла на работу. Вечером заглянула к тете Шуре...
— Зачем?
— Чтоб заступиться за Колю, папа. Она всегда ругает его, если он поздно возвращается. Тетя Шура стала ругать меня и Кима. Я не уходила. Тетя Шура очень рассердилась. Стала кричать, что Ким охальник. Что он обидел двух девушек — Симу и Риту. И если Колька еще раз заглянет к нам, она ему волосы выдерет.
— Это вранье, — взвизгнула мать.
— Как... обидел? — смущенно спросил Пантелей Иванович.
— Тетя Шура разговаривала с мамой. Они не подозревали, что Ким и Рита все слышат. Когда разговор зашел о Симе...
— О Симе? — как эхо повторил Пантелей Иванович.
— О Симе, папа. О той самой Симе, которой ты дал хоро шую характеристику, а мама денег на аборт.
— Девчонка! Я выгоню тебя из дома!
— Я сама уйду, папа. Сперва дослушай.
— Куда ты уйдешь? Доченька, что с тобой? — испуганно пробормотала мать.