— Ты-то как к контрикам попала?
— Так и попала, начальник, — загадочно усмехнулась Аська.
— Я ж тебя нынешней зимой вез. Ты ж воровка. Как же к фашистам в вагон попала?
— Оторвалась я, начальник, из лагерей. Попутали и два червонца влепили, — охотно пояснила Аська.
— Двадцать лет... Многовато. За что тебя так?
— В лагере мастырку сделала, начальник.
— Кому? Какую? — с любопытством расспрашивал кон воир.
114
— Не себе... Паскуде одной. А мастырка простая... Я грязи с зубов наскребла, натерла той грязью нитку, намочила ее в сырой воде и зашила под шкуру повыше локтя. От этого температура бывает, нарывы... Та тварь сама меня просила, чтоб в больницу лечь... Ну, я и сделала. А у нее руку отре зали... Потом акт составили... Дали той дешевке двадцать лет по пятьдесят восемь четырнадцать, как за саботаж. Она и меня по делу потянула, сказала, кто ей мастырку заделал. Пустили меня как соучастницу, через семнадцатую — и лагерный суд к моим десяти привесил пятерку. Пятнадцать лет долго ждать, начальник... Я рванула когти. Схватили .меня — и влепили два червончика. Если от звонка до звонка чалиться — в шестьдесят пятом выскочу на волю.
— А бежать не думаешь? — деловито осведомился кон воир.
— Кто не думает, начальник? — тоскливо призналась Аська.
— Ты у меня не вздумай баловаться.
— Я ученая, начальник. С этапа рвать когти — бесполез няк... С места уйду.
— Ты баба умная! — похвалил конвоир. — В прошлый раз один заключенный раздухарился, пол в вагоне прорезал — и на полном ходу меж путей спрыгнул. А поезд скорость наб рал — километров сорок. Раньше такое проходило, если не попадет под колеса, ляжет вдоль пути по ходу поезда — по везло ему. Эшелон пройдет над ним, а он встанет, отряхнется — и пошел себе... А теперь мы умные стали... На последнем вагоне — кошка, это вроде как грабли железные, они над самыми шпалами идут и прихватывают все, что на пути есть.
Того беглеца кошка подхватила за одежонку и поволокла до соседней станции. Километров десять по шпалам за собой та щила. На станции проверили кошку — одни ошметки от него нашли. Руки где-то в пути колесами отдавило, а голова такая побитая, что у нас его по акту принимать не хотели, докажите, говорят, что это ваш беглец. А как докажешь, когда тахм мясо-то всё с хморды слезло: ни губ, ни носа, ни ушей, кровь да гря-зюка.
— Слыхала, начальник, про кошки, знаю — есть они... С
этапа не оторвусь.
115
— А из лагерей обязательно рванешь?
— Сказала Настя, как удастся, — усмехнулась Аська.
— Это твое дело, я за лагеря не отвечаю, — равнодушно согласился конвоир.
— Переведи меня в другой вагон, начальник, — попроси ла Аська.
— Не могу, ты теперь контрик.
— Какой я контрик? Переведи, начальник, — канючила Аська.
— Начальник эшелона ничего сделать не сможет. Зеки по статьям в вагонах разбросаны... Уголовники — к уголовникам, фашисты — к фашистам...
— Петушки к петушкам, раковые шейки — к раковым шейкам, — подхватила Аська.
Конвоир хохотнул.
— В картишки сыграть охота? — сочувственно спросил он.
— И в колотье сыграть неплохо. Скучно здесь... Воды и то вволю не напьешься, — жаловалась Аська.
— А кто сегодня скандал за воду поднимал? — поинтере совался конвоир.
— Я — воровка, начальник... Закладывать не стану. Стук нет кто на меня, я его по делу возьму.
— Молоток, Аська! Ты честная воровка! Давай котелок, плесну еще водички, — предложил конвоир.
— Плесни, — охотно согласилась Аська.
— Вы удовлетворите мою просьбу о переводе к уголов никам? — это сказала Аврора, уже успевшая проглотить свою суточную порцию воды.
— Гони ее, начальник, — лениво посоветовала Аська.
— Вы не имеете права давать ей вторую порцию воды!
И разговаривать с заключенными запрещено! — разбушева лась Безыконникова.
— Заткни ей хлебало, начальник! — Аська побагровела от злобы.
— Новостей-то нет? Об амнистии не слыхать? — тихо спро сила Аня синеглазого малосрочника.
— Дезертиров освобождают. И прогульщиков, те, кто на военных заводах прогулял, — вполголоса бросил синеглазый.
116
— А нас-то не слыхать? — с робкой надеждой спросила Аня.
— Не слышал я, — признался синеглазый.
— Начальник! Почему так долго стоим? — поинтересова лась Аська.
— Воинские эшелоны срочно на восток идут. Пропускаем мы их, ждем.
— Куда они прут, начальник?
— Тут одна дорога, на Дальний Восток. А куда — не мне знать. Может, в Японию, может, в Китай, — пожал плечами конвоир.
— Вы выдаете врагам народа государственные секреты!
Вы не имеете права разглашать тайну о продвижении воин ских эшелонов! Я доложу на вас и на Аську вашу! Она шпион ка! Она собирает секретные сведения и продает их! — прон зительно закричала Безыконникова.
С лица конвоира медленно сползла краска. Какую-то долю секунды off смотрел на Безыконникову расширенными от уж а са глазами. Что делать? В соседних вагонах несомненно услы шали этот крик.
— Врешь, стукачка! Ты сама скандал поднимала о воде!
— завопила Аська и мертвой хваткой вцепилась в волосы Безыконниковой.
— Отпусти, Аська! — прикрикнул конвоир.
Аська неохотно разжала пальцы.
— Кто скандалил из-за воды? — строго спросил конвоир.
— Она! Безыконникова! Весь вагой подтвердит! — выпа лила Аська.
— Доложу начальнику охраны.
— На Аврору докладывай, начальник! — голос Аськи сор вался на крик.
— Кроме нее не на кого, — согласился конвоир, — ш-ша!
Чтобы мне без звука! Услышу что — на три дня воды лишу.
Закрывай двери! — распорядился конвоир.
— Не бойся, Рита, — прошептала Аська, когда шаги кон воира заглохли вдали. — Я с этим мусором по петушкам давно живу.
— По петушкам? — удивилась Рита.
117
— Дружим мы, — рассмеялась Аська, — он у меня на крючке...
— На каком крючке? — не поняла Рита.
— Трудно тебе будет в лагере: ничего ты не понимаешь...
Знаю я о нем кое-что... Побоится он на меня стучать — вот это и значит «на крючке». В случае чего мы с ним дотолкуемся...
— Чего ты сексотка подслушиваешь?! Под нары! — прика зала Аська Безыконпиковой.
Аврора бессильно скрипнула зубами.
— Я не посмотрю, что ты Аврора. Тоже мне — крейсер.
Я сама линкор! — лютовала Аська, наступая на Безыконникову.
— Не троньте ее, Ася, — тихо попросила Елена Артемьевна.
— А вы чего за нее вступаетесь? Жалеете? — удивилась Ася.
— Она человек обманутый, верит сама, что по правде поступает... Или сомневается в чем-то, самом сокровенном для нее, — задумчиво пояснила Елена Артемьевна.
— Эта обманутая всех продавать готова... И вас... и меня...
Она вам в лагере покажет! Там ее за доносы кормить будут.
— Не сомневаюсь, Ася... И все же не троньте ее. Y Авро ры злобы много накопилось.
— Так что ж, на пас ту злобу выплескивать? — глухо спросила Ася.
— За драку весь вагон воды лишат, — ни к кому не обра щаясь, сказала соседка Варвары Ивановны. Голос ее, глухой и тоскливый, прозвучал негромко, но Рита знала, что к словам этой седовласой женщины прислушивается даже неугомонная Аська.
— И то правда... Не тронь дерьмо, оно не воняет, — не охотно согласилась Ася.
— Почему вы вступились за Безыкопникову, Прасковья Дмитриевна? Жаль ее или...
— Испугалась? Чего мне бояться, Варвара Ивановна? Ше стой десяток доживаю. С моим здоровьем — больше восьми лет не протяну. Это вам любой врач скажет... Я и сама врач...
Мне ли не знать своей участи... Шутники наши судьи, чаро деи... — невесело рассмеялась Прасковья Дмитриевна.
— При чем тут судья? — недоумевала Варвара Ивановна.
118
— Они мне жизнь продлили, — пояснила Прасковья Дмит риевна.
— Вы шутите?
— Ничуть. Медицинские светила приговор мне вынесли: восемь лет от силы проскриплю и — ad Patres, к праотцам, в могилку... А осудили меня на двадцать пять... Семнадцать лет лишних подарили... Живи, старуха, помни нашу доброту. Ка кому Гиппократу двадцатого века такой подвиг по плечу? А