— Я пойду, папа.
Не убедил. Одних слов мало. Припугну.
— Прощай, дочка. Не забывай о КЗОТе.
— О чем?
— О Кодексе законов о труде. В военное время прогул приравнивается к дезертирству.
— Спасибо за предупреждение. Постараюсь не прогуливать.
— Молодец, дочка. Да, чуть не забыл. Если увидишь Во робьеву, напомни ей, чтоб она принесла бюллетень. Иначе — суд.
— Папа! Ким обещал ей...
— Какое мне дело до его обещаний? Он обманул ее — его забота! Я своему слову — хозяин. Но я ей ничего не обе щал. Спроси у брата.
— И ее посадят в тюрьму?
— Будет так, как решит суд...
— Ким изнасиловал Риту, а ты погонишь ее в тюрьму?
— Не я, а суд. Меня это не касается.
— Как ты можешь так говорить?
— Y меня не богадельня — военный завод. Я подчиняюсь законам.
— Хорошо, папа. Суд будет открытым?
— Наверно, да. Можешь прийти послушать.
— Я приду. Но я буду говорить. Я расскажу на суде обо всём.
— Мерзавка! Кто тебе поверит?! Я кровь проливал в граж данскую. Награжден... А кто ты такая?!
37
— Никто. Приду на суд.
— Идиотка! Я упрячу тебя в сумасшедший дом. Там бу дешь доказывать свою справедливость. Завтра же убирайся из города, или проси прощения. Тогда и Воробьеву...
— Ты знаешь, что Рита не виновата, и позволишь нака зать ее. А Кима?! А меня?! Молчишь?! Y такого, как ты, про щенья просить не буду! Я никогда не вернусь к тебе. Не при ду даже хоронить тебя! Прощай!
Последние слова дочери, безжалостные и непримиримые, оглушили его. На короткое мгновение Пантелей Иванович за был, кто он. Перед глазами поплыли круги, желтые и зеленые.
В ушах стоял неумолчный звон. Затылок сверлила боль, жаля щая и острая. Когда Пантелей Иванович пришел в себя, до чери уже не было.
В КАБИНЕТЕ ДИРЕКТОРА
Тетя Маша скоро умрет... Она согласилась лечь в больни цу... Тетя Маша простила меня. Зачем она отдала лекарство?
Почему к ней не пускают?
— Девушка! Так можно простудиться. Нельзя стоять на улице в одном платье, — услышала Рита чей-то знакомый голос.
Рита зябко поёжилась и ничего не ответила. — Я доктор.
Посещал вас на прошлой неделе.
— Доктор? — встрепенулась Рита. — Прикажите пропу стить меня к тете Маше. Я жду здесь с самого утра.
— Без телогрейки? Тебе немедленно следует зайти в теп лое помещение!
— Да-да, доктор. Я озябла... Пропустите к тете, там я сразу согреюсь, — в глазах Риты, измученных и опустошен ных, вспыхнула мольба и светлая искорка надежды.
— Не могу.
— Боитесь?
— Боюсь за жизнь больной. Ей противопоказаны любые волнения. Ваше появление может ускорить летальный исход.
Рита вздрогнула и беспомощно опустила голову. До пос ледней минуты она никогда не слышала этого грозного слова
38
«летальный», и скорее сердцем, чем разумом, поняла его страш ный смысл.
— Пойдем ко мне. Я напою тебя чаем.
— Я не люблю чай, доктор. Пустите к тете Маше. Я погре юсь у нее... Там тепло...
— Ты хочешь убить свою тетю? — в голосе доктора про звучали усталость, злоба и раздражение.
— Что вы, доктор, миленький. Y меня погибли брат, отец...
Тетя одна осталась. Спасите ее.
— Ты просила об этом меня на прошлой неделе. Я ответил тебе: «А4ы не волшебники». То же самое скажу и сегодня.
Есть только одна возможность...
— Какая?!
— Не знаю, где ты достала пенициллин. Не знаю, почему главврач послал к твоей тете опытную хирургическую мед сестру. Сегодня больная Ломтева лежит в стационаре на общем положении. Если бы ее перевезли в специальное отделение, где находятся на излечении наши заслуженные руководящие товарищи, то...
— Я поняла вас, доктор, — обрадованно крикнула Рита и стремглав бросилась бежать.
Я скажу его отцу... Он справедливый. Y него два ордена...
В гражданскую воевал... Герой... Директор... Он поймет... Не поймет — пойду в горком... Расскажу о Киме... Стыдно... Пусть стыдно... Отец Кима не такой... Я уговорю его... Верю ему...
Верю... Чего я раньше не пошла? Он бы помог... Обязательно помог... Беспорядочно разорванные мысли обгоняли усталые ослабевшие ноги. Тяжело дыша, Рита ворвалась в проход ную завода. Дорогу ей преградил охранник.
— Ваш пропуск, гражданка, — повелительно потребовал он.
— Я забыла его дома.
— Вернитесь назад.
— Мне срочно нужно поговорить с директором. Я тут работаю.
— К директору разрешено звонить только начальнику ох раны.
— Позовите его.
— Товарищ начальник! К вам какая-то гражданка.
39
— Чего надо? — сухо спросил начальник охраны, хмуро и подозрительно оглядывая Риту.
— Я работаю у вас... Пропуск оставила дома. Вы знаете меня.
— При исполнении служебных обязанностей я не знаю никого.
— Директор велел прийти к нему сегодня. Он ждет меня.
Вы обязаны ему позвонить! — с отчаянной решимостью потре бовала Рита.
— Разве я против... Я человек маленький. Что приказал директор — выполню, — растерянно оправдывался начальник охраны, озадаченный резким тоном знакомой ему девушки.
— Але! Соедините меня с директором. Это вы, товарищ директор? Молоканов беспокоит. Какая-то гражданка утвер ждает, что вы лично велели ей зайти к вам. Фамилия? Один момент...
— Воробьева, — вполголоса подсказала Рита.
— Воробьева, товарищ директор. Але! Вы меня слышите?
Молчит... Да, я вас слушаю. Есть! Будет незамедлительно ис полнено. Идите, гражданочка Воробьева. Директор вас ждет.
На этот раз Рите не пришлось упрашивать неумолимую Феодору. Она встретила посетительницу подчеркнуто вежливо и благосклонно. Шутка ли, сам Пантелей Иванович сказал: Пропустите гражданку Воробьеву. Пока не уйдет, ко мне никого не впускать. Я занят. Такой чести на ее памяти не удостоилась ни одна работница завода. Тяжелая массивная дверь бесшумно распахнулась перед Ритой. За длинным сто лом сидел отец Кима. Чуть поодаль, на специальной подстав ке, обитой красной материей, стоял небольшой бюст Сталина.
Из гипса, наверно, — машинально отметила Рита. Не подни мая головы от бумаг, разложенных на столе, Пантелей Ива нович жестом пригласил Риту сесть. Чувствуя робость и ско ванность, Рита села на краешек стула. Директор спокойно и равнодушно продолжал читать. Если бы Рита была не так встревожена, она бы заметила, что глаза Пантелея Ивановича остановились на одной точке. Молчание явно затягивалось.
Расхлебывайся за этого сукиного сына. Домна ушла и грозит устроить скандал. Положим, этого она не сделает. В крайнем случае отправлю ее в больницу. Там ей живо мозги вправят.
40
Кончить всю эту заваруху миром? Предложить Воробьевой убраться с хорошей характеристикой — и вся недолга... Пусть девчонка хорошенько попросит. Она почувствует себя обязан ной мне. Такие, как Воробьева, хорошее не забывают... И
плохое тоже...
— Товарищ директор! Вы справедливый человек. Скажите: можно насиловать девушек?
— Я директор завода, а не начальник милиции. С такими вопросами следует обращаться к нему.
— Я боюсь опозорить вас...
— Меня? — с деланным удивлением спросил Пантелей Иванович. Лицо его оставалось спокойным, но пальцы отби вали барабанную дробь, сухую pi отрывистую. Только не вол новаться... Она угрожает мне... Просштутка...
— Ваш сын Ким напоил меня...
— Как это случилось?
— На прошлой неделе я пришла к вам... — Рита подробно рассказывала, а Пантелей Иванович, полузакрыв глаза, думал.
Пока все правильно... Что из этого? Пойдет жаловаться? Ку да? Напишет в Москву? Так там и читают эти письма... Делать им больше нечего в Москве. Перешлют сюда, на место. Что она хочет выклянчить?
— Я прошу вас. Прикажите положить тетю в специаль ное отделение, — уловил Пантелей Иванович последние слова Риты.
Какая проходимка!.. Она мне приказывает возиться с ка кой-то полуживой старухой...
— А в Кремлевскую больницу ты не мечтаешь положить свою тетю? Кстати, кто она? Член правительства? командарм?