— Слова плохого не услышите от меня, капитан... спрячьте оружие... я вас умоляю...
— Завел сексотов... Они тебе, полковник, о каждом моем шаге докладывают... Ты лучше за своей женой присматривай...
ты из дома — она с парикмахером в постель. Все управление языки чешет... один ты ничего не знаешь.
— Доносят... Анонимки пишут... Что я с ней сделаю... Она на двадцать лет моложе меня... терплю...
— Ты терпишь, а на другом отыгрываешься. Зачем меня впутал в дело с Кузьмой? Боле полгода житья мне нет... Стрель ну в брюхо — и зарою!
— Я не виноват! Орлов вызвал и приказал... Ему свыше указание дали... Во всех глубинках практикуют... Лагерей в стране много, не наш один... Бегут заключенные... Активное участие охотников...
— А мне из-за твоего участия муку терпеть?! Хоть в пет лю лезь!
— Опусти оружие, Мишаня, — по-доброму попросила Лиза.
— Со штанов текст у полковника... умочились они... — Гвоздевский растерянно схватился дрожащими руками за мотню своих офицерских брюк. Лиза расхохоталась звонко и весело.
Полковник жалко улыбался.
— Ладно уж... — проворчал капитан, пряча пистолет, — только помни, полковник, если что случится со мной, у меня в надежном месте письмо припрятано, в том письме я все дело с Кузьмой описал. Лиза не знает: когда я писал, она у родных
310
была. Верный человек знает, где захоронено письмо. Достанет, отнесет кому следует, и тебе несдобровать.
— Святая наивность... Вы думаете, капитан, что возбудят вторичное следствие по делу Глушкова? Кто это разрешит?
— Не думай, полковник, что я намного глупее тебя. Власти его и не понюхают — к охотникам письмо попадет. Мне несдоб ровать, но и тебя они найдут. Думаешь, тебя сразу отпустят из управления, если надумаешь уйти? Пока переведут в другой лагерь — охотники ухлопают.
— Стоит ли нам ссориться, капитан? Можно по-хорошему договориться... по-дружески... Не желаешь у нас работать — я тебе перевод в другой лагерь устрою. Через неделю уедешь отсюда, попрощаемся и живи на здоровье, где хочешь.
— Никуда я не поеду, пока доктора в больницу не отпра вят, — твердо возразила Лиза.
— О чем разговор, Елизавета Петровна? Завтра Ивлева и ее подруги уедут в больницу. Кстати, вы сами, капитан, будете сопровождать их. Можете супругу с собой прихватить, пусть прогуляется она... Скучно ей круглый год в тайге сидеть. Я
для тебя письмо напишу. Самого Орлова просить буду, чтоб препятствий не чинил при переводе в другой лагерь. Ты ра порт подавай. Мотивируй сехмейными обстоятельствами: боль ные, престарелые родители, хочу быть к ним поближе. Я ут ром продиктую, как написать... Крепко ты мне руку зашиб.
— Я вполсилы бил, товарищ полковник.
— Здоровый ты мужик... И меткий... точно в локоть уго дил, — Гвоздевский поморщился.
— Так нас учили выбивать оружие. Испугался я за Лизутку, товарищ полковник.
— Ты любишь свою жену... Она тебя тоже, — завистливо вздохнул Гвоздевский, — а у меня... Я не думал, что сюда дошли слухи о парикмахере...
— Вы садитесь, товарищ полковник...
— Третий раз к столу просишь... Чем угощать будешь, капитан?
— Найдется угощение... Я мигом в погреб сбегаю, — встре пенулась Лиза.
— Фонарь возьми. Упадешь в темноте, — заботливо на помнил капитан, — и самоварчик поставь.
311
— Долго ждать самовара. Пока разожжешь, да вскипит...
Его не оставишь без пригляду, пожар может случиться...
— Очень долго? — поинтересовался полковник.
❖
— Неприятно, что так получилось... Мы умеем хранить секрет, а женщины... Мне написали, капитан, что ты позавчера приводил домой Ивлеву. Это правда?
— Так точно, товарищ полковник.
— Что ты как попугай повторяешь: товарищ полковник, товарищ полковник. И так известно, что я полковник, а ты — капитан. Будем сегодня попросту, без званий: ты меня — Осип Никитич, а я тебя — Михаил. Согласен?
— Так точно, товарищ... Осип Никитич.
— И без так точно... Зачем ты позавчера привел Ивлеву?
— От вас ничего нс скроешь... Осип Никитович. Ударил я доктора — Лизутка осерчала. Велела привести, чтоб помирить ся с ней.
— Чистосердечное признание облегчает вину.
— Это к чему вы? — насторожился капитан.
— Вспомнил... Я когда-то следователем работал. Обычная фраза... К сожалению, не все считаются с ней.
— Пояснее бы говорили, Осип Никитич.
— Дурак не догадается, а умный поймет и промолчит.
— Начистоту говорите.
— Если так хочешь — скажу. Пока Ивлева сидела у тебя дома, ты передал ее сообщницам в зоне ведро воды и хлеб.
— Меня ж одни надзиратели видели... и донесли... В убор ную без доноса не сбегаешь. Ну и жизнь!
— Ты забываешь, Михаил, где мы с тобой служим. Тут за каждым из нас следят строже, чем за заключенными. В
сто глаз смотрят, ночыо и днем. Некоторые зеки думают, что начальство не знает о глубинке. Считают, что все строгости ог таких, как ты и Зотов. Самодурство... произвол... До на чальства далеко, вот и вытворяют безобразия капитаны Лю тиковы и майоры Зотовы. Узнало бы об их художестве началь-
* Одна страница оригинала утрачена. Прим. Изд.
312
ство — под суд их отдало бы. Мы каждый ваш шаг знаем.
Что не так сделаете — сразу по шапке дадим.
— Вы что-то хотели сказать, Осип Никитич?
— На сколько времени ты оставлял Ивлеву наедине с женой?
— Часа на два или около этого, — признался капитан.
— Долго... За это время Елизавета Петровна могла рас сказать о Глушкове.
— Лизутка не дура! Она от родных утаила, а чужому че ловеку...
— Откуда ты знаешь...
— ...что родным ничего не сказала? Знаю. Y нее отец стро гий. Не любит меня. Ругал за то, что я здесь работаю. Узнал бы о Кузьме — в дом не впустил бы. Когда я ездил к Лизутке, отец сам уговаривал ее вернуться.
— Сказала она или нет — мы с тобой не знаем, Михаил...
Могла и проговориться. Ивлева имеет подход к людям... Топор над нашими головахми висит.
— Подскажите, как быть?
— Научи тебя, а потохм х\юня обвинишь.
— Я вас прошу... Сах
\1
себя винить буду, больше ни кого.
— Для нас с тобой — Ивлева враг. Она имеет большую силу. Если б такие, как она, заговорили, трудно бы многим пришлось. Хорошо, что им вовремя прищемили язык. Ей не сухмели инкрихминировать, то есть вменить в вину, какое-либо преступление — и все же ее осудили. Сделали это не зря.
Нутром почувствовали врага. Наверху понимают, что по закону таких, как Ивлева, не осудишь. Оставить на свободе — тоже нельзя; не справишься с ними, они умнее нас с тобой.
— Что ж делать-то с ней? — нетерпеливо перебил капи тан.
— Решай сам... Сколько она крови тебе испортила за эту неделю. С ней разговаривать нелегко.
— Вы правы... попила она у меня кровь своими разгово рами. Легче с медведем сидеть в берлоге один на один... Но она... спасла Лизутку.
— Дело твое... Если всплывет что о Глушкове...
— В горле у меня Ивлева стоит... Как поступить с ней?
313
— Руки есть, голова — тоже. Думай, действуй!
— Кончу Ивлеву — Лизутка мне в жизни не простит.
— Она может и не узнать.
— Как?
— Сдашь Ивлеву завтра в больницу, а через неделю она выздоровеет. Жену пока отвези к родным. Твой перевод в другой лагерь будем оформлять больше недели. Когда вер нешься в зону, сдавать дела новому начальнику лагпункта, по дороге прихватишь Ивлеву. Успокой ее, скажи, что Елизавета ждет ее не дождется. Скажи, что лекпомом к тебе в зону ее назначают. Я заготовлю разрешение, ты ей покажешь. Она доверится тебе. Ты приведешь Ивлеву домой, скажешь, что приглашала Елизавета Петровна. По дороге нечаянно заведи в тайгу и... побег.
— Страшно... Спасла она Лизутку! — капитан заскреже тал зубами.
— Ты вспомни, чего из-за Ивлевой пережил... Я мог ранить Елизавету Петровну... Замучила тебя Ивлева.
— А вас?