— Не меньше досталось... Подумай, Михаил... Не ты сде лаешь — другой найдется... В другой лагерь перейдешь рабо тать... система лагерей везде одна... от нас не спрячешься...
Напомнят твои старые дела, шепнут, что ты человек ненадеж ный — вот тебе и суд, или... несчастный случай.
— Рука не поднимется... Лизутка узнает.
— За это можешь не беспокоиться. Издадим приказ, что за поимку беглеца Ивлевой, взять ее живой не удалось, собако вод Кабанин награждается денежной премией. Кабанин от пре мии не откажется, возьмет и облизнется. А ты случайно доста нешь в управлении копию этого приказа. Число в копии про ставишь другое. Допустим, повезешь Ивлеву двадцать пятого сентября, а число проставишь, ну, скажем, одиннадцатого ок тября. В этот день ты будешь рядом с уважаемой супругой.
А, следовательно, принимать участие в ловле Ивлевой не смо жешь. Узнает Елизавета Петровна, ты ей приказ подсунь и от себя прибавь: «Вот что сволочь Кабанин сделал. Не уеха ли б мы с тобой и доктор была б жива» — вот как преподне сешь переход Ивлевой из одной комнаты в другую. Конфетка!
— полковник сладко прищурился и облизнулся.
314
— Здорово вы сообразили, Осип Никитич, мне бы не до думаться, — восхитился капитан.
Полковник полыценно улыбнулся, но тут же спохватился.
Лицо его приняло строгое деловое выражение.
— Таковы мои обязанности, Михаил... Думать много при ходится... За это и жалованье получаем.
— Умнее вас в управлении человека не сыщешь. С вашей бы головой — в министерство.
— Затирают... завистники... бюрократы... Таланту не дают развернуться, — огорченно вздохнул полковник. — Ты, Михаил, не перехвали меня... Узнает Орлов, что я по твоим словам умнее его, голову снесет, — строго предупредил полковник.
— Мне?
— А кому же еще? Не я же сам себя хвалил.
— Товарищ... Осип Никитич. Мы по-дружески говорим...
— Я тебя по-дружески и предупреждаю. Не будем ссорить ся, Михаил. Наши пути еще встретятся... Каков мерзавец лей тенант! Сколько хлопот нам обоим наделал! Я руки чуть не лишился, ты — с женой чуть не поссорился. Часто он к ней заходит... Очень часто! К моей Анжелике этот хлюст тоже сперва только заглядывал... Я из дома не успею выйти, а его парикмахерские усики ухо Анжеликино щекочут. Все сплетни соберет — и ей. Сам плюгавенький, глазки свиные, брови и усы красит, волосы завивает, пудрится. Голосок тоненький, как у дешевки... «Те-те-те-те-те» — пискливо передразнил пол ковник своего соперника. — К Елизавете Петровне лейтенант захаживал без тебя... Пока сплетничает... а потом... — Гвоздевский выразительно кашлянул.
— Вы не касайтесь Лизы... Полковник! Она не ровня ва шей Анжелике!
— Чего кипятишься, Михаил... Я ж без всякой задней мыс ли... Женщина она и есть женщина, чьей бы женой ни была.
Я хотел предостеречь, но у тебя свой ум, — миролюбиво за кончил полковник.
— Я с лейтенантом поговорю... по-свойски... — пообещал капитан.
— Он мне тоже не симпатичен. Хотя... полезный тип. В
курсе дел меня держит, сметливый... Чуть что — обо всем до315
ложит, — вскользь заметил полковник, внимательно изучая свои запыленные сапоги.
— Он вам... о докторе сказал?
— Не все ли равно кто... Тайна, Михаил... я и так лишнее сболтнул, — спохватился полковник.
— Ответьте уж до конца, Осип Никитич.
— Не могу я своих осведомителей раскрывать. Без них и месяц не проработаешь.
— Я ухожу отсюда... откройте, товарищ полковник... В
долгу не останусь.
— Тем более тебе не нужно. С лейтенантом ты больше не увидишься, а кто старое вспомянет... ты другому начальнику зоны, тому, что вместо тебя командировку примет, скажешь, и я останусь без глаз и без ушей.
— Брат он мне другой начальник? Отец родной? Сам пусть ищет своих сексотов! Я помучился и ему тоже...
— Твердо обещаешь, что не передашь?
— Лизуткой клянусь! Петькой, сыном своим...
— Ну, раз о Елизавете Петровне речь идет, не поверить не могу... Он обо всем докладывал мне. Просил, чтоб я в благо дарность за это... Помолчу... Мы — мужчины... Просьба у лей тенанта личная, к работе отношения не имеет... Тебя касается и еще одного человека. Не хочу называть его по имени. Замнем, Михаил, — полковник со вкусом зевнул. — Чайку напьемся — и спать.
— Раз уж меня касается — скажите!
— Обидишься... Чаю долго нет... В горле пересохло.
— Обижусь иль нет — мое дело, а ваше — сказать.
— Что ты психуешь по пустякам. Просьба чепуховая, зря я вспомнил о ней... Узнай насчет чая.
— Начали — кончайте! Y меня нрав крутой!
— На горло наступаешь... Было бы за что. Знаешь, что я скоро не буду твоим начальником — и разошелся.
— Вы не отвиливайте, товарищ полковник! Бейте сразу!
— Не вечер, а поэма... То Елизавета Петровна на меня напала, то ты в карман лезешь за моим же пистолетом... Я
как кавказский пленник. Не серчай, Михаил, открою я тебе правду. Лейтенант просил подольше задержать тебя в управ лении... Говорил... Не будем мелочны...
316
— Что говорил?!
— Раз ты так настаиваешь, повторю его слова: «Товарищ полковник, подержите в управлении подольше моего началь ника. Y его жены глаза завлекательные. Я каждый день к ней шастаю, а признаться ей при нем боюсь. Убьет медведь. Силища у него за двух ломовых лошадей. Уедет он — я с Лизой дого ворюсь... она на меня поглядывает». Я спросил лейтенанта в шутку: «Вы не целуетесь наедине?» Он мне ответил: «Пока нет, товарищ полковник, уедет капитан — и подальше поце луев зайдет. Очень увлекательно смотрит она на меня». Вот и весь разговор — от слова до слова. Напрасно ты волновался, Михаил.
— Я поговорю с лейтенантом «на-е-ди-не»! Он у меня за помнит глаза завлекательные!
— Не так строго, Михаил... Ивлева убежит... Она твердо решила бежать?
— Твердо, товарищ полковник!
— Приедешь сдавать дела и пригласи лейтенанта на охоту.
В тайге побеседуй с ним... по-дружески. Поясни, что нехорошо на чужих жен заглядывать... Конечно между ними ничего не бы ло, да и быть не могло... Елизавета Петровна выше всяких подоз рений. Однако и мысли про себя плохие держать — не по-то варищески. Я надеюсь, ты не поругаешься с лейтенантом на охоте?
— Я с ним по-бе-седую! — хриплым, срывающимся голосом сказал капитан.
— Вот и правильно. Мирная товарищеская беседа... Чего может быть лучше? Если бы все люди улаживали конфликты мирно, по-хорошему... Какая прекрасная жизнь была бы сей час. Ни войн... ни врагов... ни лагерей... ни тюрем... Не скоро мы дойдем до этого, но дойдем. А пока приходится бороться с преступниками... Каких только гадостей люди не совершают против самих себя!.. На сто третьей командировке охотник один, дядя Ваня, срок отбывает. Знаешь, что он отчудил? По спорил с товарищем своим, тоже охотником, тот на жену дяди Вани заглядывался, и вроде бы помирились они. А через пол года пошли вместе на медведя охотиться. Медведи по-разному в спячку ложатся. Дядя Ваня подсмотрел берлогу одну зара нее, ее уже занял мишка, и столкнул своего приятеля для
317
беседы... Топтыгин — гражданин невоспитанный, уголовных кодексов не читает... Подмял по себя Ванюшиного приятеля, только косточки у того хрустнули. Дядя Ваня подождал, пока его дружок с медведем объяснится... Потом видит, что разговор у них окончен — и всадил в мишку пару пуль. Прибежал в село, рассказал, что медведь его дружка задрал. Пошли охот ники, проверили — все верно.
— Как же дознались?
— Дурак дядя Ваня оказался, мягкотелый... Год молчал — и донес на себя. Три раза следствие приостанавливали. Из тюрьмы его выгоняли — и все же доказал он свою вину.
— Рано... — глухо пробормотал капитан.
— Что рано? — не понял полковник.
— Медведь еще не залег. С холодами в берлогу он пойдет...
Злой, если его потревожишь.
— Ты не торопись с лейтенантом беседовать. Нужно бу дет, на месяц здесь задержишься. Дела можно в три дня сдать, а можно и затянуть месяцев до двух. Введешь в курс нового начальника, покажешь ему, что и как... Главное, не торопись.