БОМ! БОМ! БОМ! БОМ!
— Спину защищай мне, Асан! Спину! — услышал Митя
крик Илюши. Из вахты один за другИхМ выскакивали надзи ратели. Глухие удары, стон, ругательства и откуда-то изда лека, наверно, из второго барака, доносились громкие выкри ки и проклятия. Часовые на вышках открыли стрельбу. Они
невпопад били по рельсам. Закричал Андрей, но Митя не
расслышал его слов. Топот шагов, тяжелых и многочислен ных.
Держись, паря! Дадим им жару напоследок!
БОМ! перед глазами Мити вспыхнуло лицо председателя, потное, жирное, ухмыляющееся, и Мите почудилось, что прут
его хлестнул по ненавистной морде. Улыбка погасла. Любов ник жены зашелся в беззвучном крике и растаял в черном
тумане.
БОМ! Сухощавое и ехидное лицо прокурора. Оно зали лось кровью, всхлипнуло и пропало.
БОМ! Перекошенная морда Падлы Григорича. Хрустнул
низкий лоб, щеки затряслись как незастывший студень и тоже
провалились в черную пустоту.
БОМ! Выплыло лицо судьи. Глаза брезгливо смотрят на
Митю, а тонкие губы бесстрастно произносят слова: «Именем
Российской...»
БОМ! И уже не лицо видит Митя, а кровавое месиво. Руки
судьи, они только сейчас держали приговор, повисли и судо368
рожно задергались. Трепещущие пальцы выбивали беззвуч ную дробь, а тело, бесцветное и рыхлое, расползлось и исчез ло. Все существо Мити заливала отчаянная решимость и горь кая радость обреченного. Не было ни страха, а чего ему боять ся, когда все решено? ни раскаяния: хорошо умирает он, не
под палками сук и надзирателей, ни мольбы о помощи, откуда
ждать ее, ни зависти к тем, кто останется жить, а зачем ему
лишнее мучиться, ни сожаления — горькая чаша выпита и
стоит ли жалеть мутный осадок, ни злобы, он платил сполна
за свои мучения: платил, как умел и мог.
Илюша боялся одного: удара сзади. Надзиратели и рань ше предпочитали не связываться с ним, а сейчас, когда Илюша
поставил на карту жизнь, — упадет, они затопчут его или
убыот на этапе, — дежурные робко толпились вокруг, крича ли и бестолково махали руками, забыв о приемах, которым
ежедневно обучали их. Удар! и надзиратель, взвыв от боли, отлетел шага на три в сторону. Еще удар — и хрустнула чья-то переносица.
— Расстреляют, дурак!
— Прекрати, Ненашев!
— Кендюхи отшибем! — грозили надзиратели, благора зумно стараясь держаться подальше от могучих кулаков Илю ши. Один из них сунулся к Асану и, получив пинок ногою в
живот, согнулся пополам. Железный прут в руках Асана со
свистом рассекал воздух. Дежурные оробели. За долгие годы
службы они еще ни разу не встречали такого яростного со противления. Сколько они помнили, никто из заключенных не
осмеливался вступить с ними в драку. Довольно было одного
грозного окрика или даже появления надзирателя, и люди, глухо ворча, уступали им. А сегодня, словно забыв, что ожи дает непокорных, дрались эти двое, бил подъем сумасшед ший, не отступали защитники землянки, взламывали дверь ка торжники второго корпуса.
Айда-пошел, не разбирая дороги, улепетывал к вахте. Уви дев толпящихся в нерешительности надзирателей, он с опас кой остановился и бочком, бочком попятился назад. Его ма ленькие рысьи глаза приметили красные половинки кирпичей, ими выкладывали дорожку перед запретной зоной. Он воро вато нагнулся и взял в каждую руку по кирпичу. «Пульну в
369
того, что с прутом... Промажу — убегу... Он башки моим ки-рюхам проутюжит. — На губах Айда-пошел расплылась шкод ливая улыбка. — А то, как спиртягу глушить — сами, а мне бо роду шьют, а башку бздят подставить. Пусть он их пощупает
прутом. А попаду, да еще собью его, до усмерти майор на поит». Мальчишкой он любил сшибать камнями доверчивых
голубей. Они, мирно воркуя, подпускали его к себе, а он, ласково повторяя гуль-гуль, подкрадывался поближе и в упор
бил мирную птицу. Айда-пошел прицелился. Медленным, за ученным движением отвел руку и с силой выбросил ее впе ред. Недаром он поднаторел в искусстве убийства беззащит ных голубей. Глухой удар по голове. Асан пошатнулся, хотел
крикнуть, предупредить Илюшу... упал. Один из дежурных
подскочил к Ненашеву сзади. Свинчатка обрушилась на за тылок Илюши. Митя видел только обрубок рельса, он мерно
раскачивался перед его глазами, и слышал звонкий набат, зо вущий на помощь. Теперь, когда его не защищал никто, к