Иные без доноса и дня не проживут. Начальники на повыше ние надеются или, на худой конец, хотят на своем месте удер жаться, если кто не прочно сидит. Всех не назовешь. И все же
основная причина повальных доносов кроется глубже. Люди
уверены, что, донося, они делают доброе дело, потому что
мы окружены врагами и этих врагов следует выкорчевывать.
Впрочем, это тема большая, лучше ее не затрагивать. На меня
пишут, а Леонид отстаивает своего непутевого брата. Отписы вается, что я хороший хозяйственник и прочее. Не обходится, конечно, без подарков с его стороны. Он как-то упрекнул
меня, что я ему в месяц обхожусь дороже, чем он нашей
семье за двенадцать лет. Досаждает майор. Пьяный плохо, а
трезвый — еще хуже: придирается к больным и чуть что — в карцер.
— Вы попросите, чтоб его перевели.
— А кого пришлют? С ним я сработался, а с другим? Я
давно хотел поговорить с кем-нибудь по душам. Никто, кроме
вас, не знает об Орлове. Я вам не хотел рассказывать, но когда
увидел, что вы готовы идти на этап, полностью поверил вам.
Мне очень трудно, Любовь Антоновна. Братец укоряет, многие
коллеги не доверяют, считают меня предателем, больные в
глаза льстят, а в душе завидуют. Меня два раза пытались
убить.
— Охрана?
— Заключенные. Один раз воры в законе, а второй — суки. Те, кто попал в лагерь за мелкую кражу, или еще что-либо натворил, в больницу попадают или по-настоящему боль ными, или изувечив себя. Бедному майору доходов от них ни
43
копейки. Другое дело воры в законе. Дав солидную взятку, они
приезжают сюда отдохнуть, а бывает и так, чтоб обсудить жи вотрепещущую воровскую проблему. Устраивают сходки, неч то в роде подпольных собраний, вносят поправки и добавления
в тот или иной воровской закон, в общем, творчески трудятся.
Порой решают частные проблемы: считать ли сукой такого-то
вора, убить ли его, и если да, то как это лучше сделать.
Иногда обсуждают программные вопросы: можно ли вору под
принуждением вскапывать запретную зону или работать на
кухне. По этим вопросам они пока не пришли к единодушному
решению. Сук присылает начальство. Пока трудовой отпуск
для них не предусмотрен, вот они и отдыхают в больнице. Ря довых сук бесплатно не принимают, а комендантов, нарядчи ков, воспитателей присылают месяца на полтора, на два. Ни
воры, ни суки не удосуживаются придумать какую-нибудь прав доподобную болезнь. Спросишь его, на что жалуется, а он ос корбленно ворчит, что дал начальнику и не мое собачье дело
знать, зачем он приехал. Я часто, чаще, чем того бы хотелось
майору, отказываюсь принимать воров и сук. За первых — он
взятку получил, вторых — управление прислало. Майор втай не объясняет им, что виноват я. Они затаили на меня злобу
и решили отомстить. Как-то вечером я шел по зоне и меня
сзади ударили топором. К счастью, лезвие пошло вскользь, рассекло кожу на затылке. Второй раз — ножом под левую
лопатку, отлежался, выздоровел. Воры и суки — полбеды. Не навидят коллеги. Как объяснишь, кто ты. Узнают про родство
с Орловым — не сносить головы. Пока он разрешает мне ра ботать, начальство смотрит сквозь пальцы. Орлову по чину
положено иметь двух-трех любимчиков, а я у него один. Да, заговорились мы с вами, Любовь Антоновна. Минут через десять
заглянет надзиратель, а вы ничего не сказали мне о диагнозе.
Кого вы защищаете? Начальника семьсот семнадцатой? Его
тут некоторые больные знают.
— Капитан не лучше других. Но все ж е я хочу, чтоб не
было вскрытия. Сегодня днем к Гвоздевскому приезжал...
— Знаю. Майор Емельянов, следователь из управления.
Емельянов спрашивал меня, не подозреваю ли я, что полков ник отравлен?
— О том же он спрашивал и меня.
44
— И вы?..
— Я сказала, что если он отравился, то только в пятницу
утром. Такая версия меня вполне устраивает.
— Почему, Любовь Антоновна? Вы не доверяете мне?
ЛЕКАРСТВО ДЛЯ ОХРАННИКОВ
— Я слушала вас... Вы говорили искренно. Я отвечу вам
тем же. На семьсот семнадцатой умирала женщина, ее зовут
Ефросинья. Лекпом мужского лагпункта, своего лекпома у нас
не было, не дал ей освобождения от работы. Елена Артемьевна
каким-то чудом спрятала обручальное кольцо. В понедельник