— Как его зовут?
— Больного? Федор Матвеевич.
— Мне говорила о нем Елена Артемьевна. В ту ночь, когда
его пытались убить, она сидела в карцере.
— Кто его спас?
— Рита и Ася, девушка одна. Асю хотели отдать сукам.
Она побежала в запретную зону. Ее убили.
— Рита?! Та, что приехала с вами?
— Да. Она слышала весь разговор этой шпаны. Падло
говорил, что Федора Матвеевича им приказал убить начальник
пересылки. Рита подняла шум. Ася подожгла карцер.
49
— Ася политическая?
— Воровка. Она ехала в одном вагоне с Еленой Артемьев ной. В пути рассказывала, что ее отец бывший капитан кораб ля, арестован в тридцать седьмом...
— Какие люди погибают... Мне тысячу раз наплевать, что
она была воровкой... ее сделали такой, заставили воровать...
Может, и моего сына ждет то же. О Рите... Не буду ничего
обещать... Но пока я здесь, ее не обидит никто.
— Спасибо, Игорь Николаевич. Позаботьтесь и о других.
— Любовь Антоновна!
— Я так привыкла к ним...
— Я вам дал слово. Завтра познакомлю с Федором Матве евичем. О прошлом он не рассказывает ничего. Очень культур ный, интеллигентный человек. Умница. Орлов прямо сказал, что Федор Матвеевич должен умереть в больнице, но умереть
вполне респектабельно. Как видно, Федор Матвеевич известен
не только у нас. Опасаются скандала. Вот и решили обставить
его смерть со всей видимостью закона, а он не умирает им
назло. Долго так продолжаться не может. Найдется иуда, я
не догляжу — и... несчастный случай... Только Орлов, наверно, заберет его на днях. А я... я бессилен... Помочь больному — бессилен, спасти человека — бессилен... Даже защитить вашу
Лиду — и то приходится идти на подлог... В кого нас здесь
превращают?
— Начальника сорок первой не накажут?
— Узнаю вас, Любовь Антоновна: забота о людях и все прощение... Вам в душе жалко его. Жена, двое детей... Началь ник он над уголовниками... поделом вору и мука. Если б вору...
Я бы сам создал им такие условия. Но сколько настоящих
воров сидит в лагере? Воры в лагере едят лучше рабочего, предают своих товарищей, и, если те не успеют убить измен ника, он уже комендант или воспитатель. И опять карты, водка и мальчишки. А сколько таких, что попали сюда за два
килограмма картошки, за стакан муки и за катушку ниток...
Они пухнут от голода, и наказывают только их. Им, больным, не дают освобождения от работы... А суки и воры едут сюда
и ради женщин. А на мужских командировках шпана утешается
с мальчиками. В третьем отделении лежит один пацан, ему
50
лет шестнадцать. По закону он должен в малолетке быть, а
его ко взрослым посадили. Осудили его за ботинки.
— Украл?
— В начале сорок пятого, зимой, его забрали в ФЗО. Там
голодно, не топят, он и убежал домой в казенных ботинках.
Не успел отогреться на печке, нагрянула милиция — и пар нишку под суд. За побег и кражу ботинок ему дали восемь
лет. Месяца четыре назад, на пересылке, он попал в руки Пад лы, тогда еще Падло считался вором. Мальчишка с месяц спал
на перине с самим Падлой, потом надоел ему, и Падло прогнал
фезеушника. Парнишка пошел по рукам. Насладятся им вволю, он мне говорил: «аж спину грызли» — и пинком. Заключенные
наложников не любят. Вскоре отправили мальчишку на двад цать пятую командировку. Голод, насмешки, дразнят «петух», «красная косыночка», не выдержал он — отрубил себе кисть.
Вылечим его здесь — и двадцать лет. Погиб парнишка. Жизнь
дешевле ботинок. Таких, как он, среди уголовников немало.
Если бы осуждали только за настоящие преступления... А кто
бы тогда дорогу строил?.. Придет время и нашу дорогу назовут
чьей-нибудь ударной стройкой... Конечно, не все уголовники
такие, как этот несчастный саморуб. Есть среди них, и немало, убийцы, воры, бандиты и прочее отребье. Однако настоящие
преступники устроились неплохо в лагере. Им присылают бога тые передачи и деньги, к ним приезжают на свидание родные, у них легкая работа, а иногда и досрочное освобождение по
ходатайству задобренной лагерной администрации. Дней пять
назад с сорок первой привезли одного паренька, Андрея Петро ва. Не окажись я на вахте, списали бы Петрова как умершего.
— Он вор?
— Не похож. Осужден на три года за нарушение паспорт ного режима. С ним приехали еще трое. Y одного, Монахова
Станислава, алиментарная дистрофия, второй, Саня Лошадь, нарядчик сорок первой, третий — Шигидин, душевнобольной.
Монахов рассказывал мне, за что избили Петрова. Андрей дру жил с Шигидиным. Они познакомились на фронте. Шигндина
ранили в живот, а из госпиталя откомиссовали домой. Шиги дин вернулся домой и узнал, что к его жене, пока он был на
фронте, заглядывал председатель. Шигидин добрался домой
ночью и застал любовника жены в избе. Скандал... драка...
51
Попало, конечно, Шигидину. Разве справится израненный сол дат с раскормленным здоровым мужиком? Председатель об наглел и продолжал захаживать к его жене в гости. Летом
Шигидин встретил председателя на улице и они подрались.
Председатель присмирел, перестал заглядывать, но затаил на
Шигидина злобу. Прошлой осенью деревенские детишки, жен щины, старики, больные, калеки высыпали на поле подбирать
упавшие колоски. Собирали ночью, днем не разрешали. Пусть
лучше честно и законно зерно сгниет в земле, чем съедят
голодные детишки. О том, что по ночам собирают упавшие
колосья, узнали в районе. Оттуда спустили директиву: устро ить показательный суд над расхитителями колхозного иму щества. Проще всего приказать, поймать и осудить. А кого
ловить, если вся деревня колоски собирает. Председатель
вспомнил о Шигидине. Он пригрозил трем бабам и одному
калеке, что отдаст их под суд, если они не поймают жулика
Шигидина. Шигидина поймали pi судили. Учли службу в армии, боевые награды, ранения и дали всего лишь пять лет. На со рок первой он встретил своего односельчанина. Тот рассказал
Шигидину, что его жена сошлась с председателем, сынишка
умер, а слепую мать его бывшая жена выгнала из дома. Вось милетнюю дочь Шигидина отчим бьет и грозит отдать в дет дом. После встречи с земляком Шигидин никого не узнает.
Толкнут его — улыбается, бьют — тоже смеется. Я сам видел, как надзиратель пинал его ногой.
— Промолчали?
— Выкупил за поллитра спирта. Ругаться с больничным
начальством, звать Орлова на помощь — долго не проживу.
Душевнобольных майор принимает с боем: взятки за них ни какой, где держать неизвестно. Психбольница принимает уго ловников, но не сразу. Осужденные по году свободного места
ожидают. Не так-то просто попасть в сумасшедший дом. Оче редь, везде очередь. Больным — все равно, а майору хлопоты.
Пока Шигидина держали на сорок первой, Петров ему помогал.
Петров — парень начитанный. Меня уверял Монахов, что Пет ров «тискает романы, как читает». Я от Монахова все подроб ности узнал.
— А он от кого?
52
— Стасик — односельчанин Шигидина. Присяжные лагер ные рассказчики обычно увеселяют поваров, каптеров, комен дантов, лекпомов и прочих аристократов. За это им платят
баландой, хлебом, а бывает, что и освобождением от работы.
Петров с лагерной аристократией не знался, хотя они и соблаз няли его. Он рассказывал только своим товарищам по бараку.
Надо владеть, и довольно искусно, даром слова, чтобы увлечь
усталых, голодных людей. До рассказа ли им, если они не
знают, что их ждет завтра. Заключенные слушали Петрова до
полуночи и просили рассказать еще. Как-то вечером Падло
позвал Монахова к себе. Он разрешил ему вылизать миски и
заставил чесать себе пятки. Падло большой любитель такого