Выбрать главу

времяпрепровождения. Пяткочесателей он не кормит, разре шает им только вылизывать пустые миски.

— Отдает объедки?

— Объедки он дарит своим любовникам, мальчишкам. На

сорок первой Падло завел двух мальчишек, одного назвал

Дашкой, другого Нинкой. Надел на них женские косынки и

ревновал их к своей своре. Сегодня Дашку объявит законной

женой, а Нинку наложницей, а завтра наоборот. Стравит па цанов, они сидят и ругаются, спорят до драки, а Падло хохо чет. В тот вечер, когда пригласили Монахова, в комнате Падлы

был Шигидин.

— А его-то зачем туда?

— Им развлекались падловцы. Они хватали Шигидина за

уши и били его головой о стену, а он смеялся. Кто-то из пад-ловцев заявил, что оторвет Шигидину уши. Старался, пыжил ся, и ничего не получилось. Потом затеяли игру, кто сильнее

ударит Шигидина о стену. Результат определяли по звуку.

Падло, как верховный судья, никого не назвал победителем.

Монахов попросил Падлу, чтоб не мучили Шигидина, и полу чил удар ногой в лицо. В это время привели Петрова. Падло

предложил ему «тиснуть роман». Петров потребовал, чтобы

Падло распустил всех по баракам. Вы представляете, как взбе сился этот мерзавец! Ему, Падле, какой-то лагерный доходяга

ставит условия! Сперва Падло хотел проучить Петрова немед ленно, но потом, трудно предположить, что Падло подумал

потом, он неожиданно пустился с Петровым в переговоры. Воз53

можно, Падло посчитал Петрова ненормальным, и он решил с

ним поразвлечься, а возможно, Петров пришелся ему по душе

своей смелостью. Падло предложил Андрею неслыханную сдел ку: он сказал, что назначает Петрова своим помощником и в

его отсутствие комендантский взвод и прочее будут подчинять ся Петрову. Андрей заявил, что комендантский взвод ему не

нужен, а рассказывать «романы» он будет только в общем

бараке. Хочет Падло послушать, пусть приходит, «если, — до бавил Петров, — у меня не пропадет охота рассказывать при

виде тебя».

— Не может быть, чтоб так он ответил коменданту.

— Не может, но было. Я сам не поверил Монахову. Саня

Лошадь, он был в комнате Падлы, когда били Петрова, почти

слово в слово повторил рассказ Монахова.

— И этот подонок Саня здесь?

— Я выписал его за неимением мест. Я многое повидал в

лагере, давно перестал удивляться, но Петров... Девять банди тов, вооруженных ножами, палками, безнаказанностью, а он

один плюет в глаза их хозяину. Падло заорал: «Раздеть его, подвесить вниз головой!» Петров схватил полено и Саня Ло шадь получил превосходный удар по голове.

— А Падло?

— Ускользнул мерзавец. Петрова били долго, ожесточен но и умело. Проломили череп, сломали руку, два ребра и вы бросили из окна. До утра Андрей валялся на земле, истекал

кровью, а надзиратели не разрешали отнести его в барак.

Утром пришел начальник и на глазах заключенных пинал

Петрова ногами и орал: «Ты ценного человека чуть не убил!»

Сперва хотели схоронить Петрова тут же в зоне, а потом реши ли, что все равно он не выживет и привезли в больницу. Таков

начальник сорок первой. А вы боитесь, что пострадает невин ный человек. К нам прибывали десятки искалеченных заклю ченных с его командировки, сам он мало кого бил, зато натрав ливал коменданта и его взвод.

— У начальника сорок первой жена, двое детей. Дети не

виноваты, жена тоже.

— А Петрова ждет мать, а может быть и невеста. А погиб шие на сорок первой? Их разве не ждал никто? Их дети не

остались сиротами? Умирать с мудрой улыбкой всепрощения

54

очень красиво и заманчиво. Не жалеешь себя, твое дело. Но

позволяя себя убить, ты утверждаешь бандита в мысли, что

любое преступление сойдет ему безнаказанно, превращаешься

из его жертвы в сообщника. А помогать двуногому зверю не

имеет права ни один честный человек. Так что не терзайте

себя, Любовь Антоновна, если начальник сорок первой лет на

двадцать поселится в глубинке.

— Разрешите я просмотрю историю болезни Петрова.

— Я сам хотел попросить вас об этом... Может, взглянете

на него самого?

— Он спит?

— Наверно, нет. Пятые сутки его кормят с ложки. Днем

терпит, ночью стонет.

— Если вы разрешите, я буду дежурить возле него... лишь

бы благополучно кончилась вся эта история с Гвоздевским.

— Вам нужен отдых, Любовь Антоновна.

— Y меня старческая бессонница. Где он лежит?

— За стеной. В маленькой комнатке.

— Почему не в общей палате?

— В больнице много ссученных воров. Ночью удушат

Петрова, и не найдешь кто. А если и найдут, то убийцу выпи шут и назначат комендантом или воспитателем.

Игорь Николаевич и Любовь Антоновна с трудом втисну лись в крошечную комнатушку. Любовь Антоновна подошла

к изголовью больного. Возле Андрея сидела пожилая женщи на лет сорока пяти. Услышав, что кто-то подошел, она испуган но вскинула голову, протерла глаза и сказала охрипшим от сна

голосом:

— Сюда нельзя. Главврач не велел. — Но, увидев у двери

Игоря Николаевича, женщина смущенно потупилась. — Изви няйте. Вздремнула. Устала ведь.

— Хотите поспать — садитесь возле двери, — строго заме тил Игорь Николаевич.

— Я чтоб поближе... Напиться попросит, вмиг подам.

— Я вас прошу, Вера Кондратьевна, ставить табуретку у

входа. Облокотитесь спиной на дверь, и никто не откроет.

Будут рваться — зовите на помощь.

— Т-с-с, — погрозила пальцем Любовь Антоновна, — он, кажется, спит.

55

В эту минуту из-под белых бинтов повязки сверкнула

узенькая щель полуоткрытых глаз. Любовь Антоновна часто

смотрела в глаза больных, она видела и предсмертную муку, и боль, и упрек, и жалобу. Она видела негодование и злобу, бывает, что больной в последние минуты ненавидит врача за

то, что он не в силах освободить его от жгучей, всепоглоща ющей боли. Но никогда она не видела, чтоб кто-нибудь смотрел

на нее с такой затаенной мукой. Глаза Андрея говорили о стра дании, но ничего не просили. В них угадывались глубоко спря танный гнев и даже вызов, словно Андрей хотел сказать: «Да, мне тяжело, невыносимо тяжело, но я терплю. Зачем пришли

ко мне? Срывать бинты?» Любовь Антоновна протянула руку

к больному, она хотела поправить одеяло, но Андрей, заскри пев зубами, поднял забинтованную голову и тут же беспомощно

уронил ее на подушку.

— Не прикасайтесь к нему, — испуганно попросил Игорь

Николаевич.

— Он бредит?

— Вы новый человек. К нему уже пытался ворваться Ло шадь.

— Но я женщина... Неужели он подозревает и меня?

— Успокойся, Андрей, — мягко попросил Игорь Никола евич. — Здесь я. Никто из них не подойдет к тебе близко. Это

новый врач. Она должна осмотреть тебя.

— Он... говорил... заколят... — отрывисто прошептал Андрей.

— О чем он? — Любовь Антоновна взглянула на Игоря Ни колаевича, но тетя Вера поспешила объяснить слова больного.

— Намедни, когда тот бандит в двери ломился, он грозил

Андрюшке, что задарит докторшу и она ему даст смертель ный укол. Вас-то, Игорь Николаевич, не приметил он, с глазами

у него неладно, вот и подумал, что докторша пришла травить

его.

— Он плохо видит, — подтвердил Игорь Николаевич. — Последствие травмы черепа.

Тщательно выслушав больного, Любовь Антоновна заду малась.

— Мое мнение, — заговорила она, но в это время в проеме

дверей показалась голова доктора, дежурившего в палате

Гвоздевского.

56

Игорь Николаевич! Y полковника пропал пульс. Зрач ки не реагируют на свет, торопливо сообщил дежурный

врач.

— Летальный исход? — заметно волнуясь, спросил Игорь

Николаевич.

— Кажется, да.

— Не торопитесь с выводами, доктор, — неприязненно

оборвал Игорь Николаевич дежурного врача. — Вы проверили