Однако сюда ты приехала без ничего. Где же дачка? Слопала?
— Украли ночью, гражданин начальник.
— А говорят у контриков не воруют... Такая же шпана, как
и уголовники. Признавайся до конца, Ивлева! Ты баба с голо вой! Беззубая, да зубастая. За одну дачку за них бы не попро сила полковника. Что они тебе еще дали?
— От вас не скроешь, гражданин начальник... Не скажу...
— Говори, дура! В тепле спать будешь! Жрать от пуза!
Врачам отдельно готовят.
— Вы обещаете, а потом...
— Слово майора Погорелова! Ты мне не веришь?! — ос корбленно спросил майор.
— Как я смею вам не верить?
— Хочешь забожусь?
18
— Золотое кольцо.
— Молоток, старуха! По-моему действуешь... Я думал, что
ты по дурости за капитана мазу держишь. Заключенным золото
не полагается... И украдут его у тебя! Отдай мне его для
сохранности. Оно у меня как в госбанке будет лежать, не
пропадет!
— Примете больных — и отдам.
— А может сейчас?.. — нетерпеливо спросил майор. — Зайди в уборную и достань. Потеряешь, Ивлева...
— Только после того, как примут больных.
— Тебя и обыскать могут.
— Кольца при мне нет. Я перепрятала его в зоне. Если
его даже найдут, оно вам не достанется на сохранение, граж данин начальник. Придется делиться с надзирателями.
— Ох, и башковитая ты, стервоза! Не строй рожу, как та
дурочка, что на вахте. Я тебя любя стервозой назвал. Цени.
— Оценила, гражданин начальник!
— Дура ты или умная? Если в голове масло есть, должна
понять, что не выгодно спорить со мной из-за каких-то доходяг.
Ну, дали они тебе дачку и кольцо... Не приму я их, вы больше
и не увидитесь.
— Мне еще жить и жить в лагере. На больнице вечно не
буду. Расскажут они другим заключенным, что я взяла у них
кольцо, а обещание не сдержала — мне прохода не дадут.
О себе подумать надо, гражданин начальник.
— Какая ты умница! Все учла. Только без туфты принимай
их! Что есть, то и напишешь.
— Я бы сама рада всех их не принять, но если они больны
— не смогу.
— С тобой можно дело иметь! Долго с ними не кочевряжь ся! Раз-два — и в дамках! Чокнутую не принимай... И чахоточ ную... Разоблачи их, — попросил майор, когда они подходили
к вахте.
— Сумею — разоблачу!
— А колечко-то не медное?
— Золото девяносто шестой пробы, — успокоила Любовь
Антоновна взволнованного майора. — Старинное кольцо, тя желое.
19
— Жду! Поскорее бы схоронить его, — вслух мечтал май ор, пропуская Любовь Антоновну на вахту.
— Гражданин начальник! Я не могу при посторонних ос матривать женщин. Или предоставьте мне отдельное помеще ние, или прикажите всем мужчинам уйти, — потребовала Лю бовь Антоновна.
— А чо их рассматривать!? — удивился майор. — Здоро вых от больных в миг отличишь. Y меня глаз — алмаз: стоит
— здоровый, лежит — больной.
— Все могут на вахте баб осматривать, а она не может, будто врачи что-то тумкают в больных. На то начальник есть.
Захочет — выгонит, захочет — положит, — преднамеренно
громко сказал один из надзирателей. Он явно рассчитывал на
то, что его слова услышит Любовь Антоновна. Она подошла к
Ефросинье, прощупала пульс и коротко сказала: — Принять! Состояние очень тяжелое. — Любовь Анто новна обернулась к Кате. Катя выпрямилась и, громко засопев, открыла рот, что-то намереваясь сказать, но доктор заговорила
первой:
— Кровохарканье?
— Зачем вам это? Пишите здорова, — тяжело дыша, от ветила Катя.
— Сама говорит, что здорова, — весело подхватил майор.
— Y нее т-б-ц, тащи бревно целиком, вот какой у нее тубер кулез, — надзиратели весело заржали.
— Туберкулез в открытой форме. Принять! Или дайте
мне возможность выслушать ее с помощью стетоскопа.
— А с чем его едят, ваш староскоп? — нагло усмехнулся
надзиратель.
— С бычиными мозгами, гражданин надзиратель, — не
оборачиваясь пояснила Любовь Антоновна.
— Хватит, доктор. Нам ваши слова до лампочки. Погля дите на этих трех и скажите сразу, без фиитиклюшек: прини мать или не принимать, — потребовал майор.
— Все пятеро нуждаются в стационаре.
— Мест для всех нет. Ну ладно. Этих четверых в землянку.
Там раньше шорники жили, полы деревянные.
— Нары есть в землянке, гражданин начальник?
20
— Сплошные... так и быть, мы им пару матрасов подбро сим. Пусть гужуются.
— Не два, а на каждого по матрасу.
— Жирно будет, доктор!.. Хорошо, хорошо... Дадим по
матрасу. А куда эту чокнутую, — майор указал на Лиду.
— Вместе со всеми в землянку, — посоветовала Любовь
Антоновна. — Y вас больные работают санитарами. Этим трем, — Любовь Антоновна указала на Катю, Риту и Елену Артемьев ну, — вменить в обязанность присматривать за душевнобольной.
— Вы как по нотам все расписали. Запускай их в зону!
А вы, доктор, ступайте к своему больному.
— Есть идти к своему больному!
Катя попыталась что-то сказать. Рита робко протянула ру ки к Любови Антоновне. Елена Артемьевна спрятала в ладонях
лицо. Лида улыбалась растерянно и счастливо. Любовь Анто новна, не посмотрев на своих пациентов, размеренным шагом
шла к маленькому домику, где на белоснежных простынях, их меняли каждый час, лежал умирающий полковник.
— Вот мы и на месте, — вздохнула Елена Артемьевна, входя в землянку. Два небольших окошка смотрели в дере вянную ограду, едва заметную в синих сумерках наступающего
вечера. Во всю длину землянки шли сплошные одноэтажные
нары. Посредине стояла железная печка, но дров не было.
Возле окна — ведро, на дне его поблескивала вода. На подокон нике — жестяная круглая банка, наполненная каким-то воню чим жиром. Из банки выглядывал кончик обгоревшего фитиля.
— Каганец. Свет будет, — обрадовалась Лида, увидев бан ку, и тут же испуганно замолчала.
— Коптилка, — поправила ее Катя. — Чадит она... в бараке
редко зажигать дозволяли.
— Тут тоже не зажжешь без огня, — заметила Рита, тоск ливо вздохнув. — Я с детства боюсь темноты.
— Нам матрасы обещали, — вспомнила Лида и поспешно
добавила. — Y меня был брат...
— Не надо, Лида, — попросила Катя. — Кто у нас на вахту
побежит? Я? Рита? Елена Артемьевна?
— Я доктора испугалась. Это она меня насчет брата научи ла, — призналась Лида. — Как ты сказала, что она донесет, у
меня поджилки задрожали.
21
— Катя ошиблась, — сухо и холодно проговорила Елена
Артемьевна. — Свет, по-моему, нам не нужен. В камере надоело
спать при свете.
— Кто-то идет, — предупредила Лида, стоявшая у окна.
— Чертова дверь! — выругался вошедший, потирая ушиб ленный лоб. — Вот где вы разместились... Без света сидите.
Сумерничаете.
— Спичек нет, гражданин начальник, — отозвалась Катя.
— А зажигалка на что? Где ваша коптилка?
— На окне, — подсказала Катя.
Вспыхнул синий язычок пламени. Фитиль затрещал и кро хотный огонек осветил землянку.
— Заходите, доктор. Что вы за порогом стоите? — пригла сил хозяин зажигалки. Любовь Антоновна, слегка наклонив го лову, вступила на порог землянки.
— Не утруждайте себя, Игорь Николаевич, я сама, — за протестовала Любовь Антоновка. Но Игорь Николаевич, бе режно взяв ее за руку, помог спуститься с высокого порога.
— Показывайте, как вы тут устроились. Ночи прохладные, печку растопите. Матрасов нет, я так и знал...
— И дров тоже, — осторожно подсказала Катя.
— Минут через двадцать найдем матрасы и дрова, — по обещал Игорь Николаевич. — Вы ужинали? — Никто не ре шился ответить. — Жалобы есть? — услышав последний во прос, Лида мелко задрожала всем телом, Катя закашлялась
и алые брызги полетели в сторону Игоря Николаевича. Рита
еще ниже опустила голову. Елена Артемьевна порывисто вско чила на ноги.
— Жалоб никаких нет, гражданин начальник! — заслоняя