придумать, чтобы как-то уменьшить тяжесть проклятого преда тельского вопроса.
— От Федора Матвеевича, — чуть слышно ответил ка питан.
— А где он? — опрометчиво спросила Рита.
— Вы не помните меня?
«Знакомый голос... Он...» — Рита порывисто обернулась и
увидела старика, того самого, что просил не тревожить Тимо фея Егоровича.
— Вы Федор Матвеевич?
— Вы угадали, милая девушка. Я многим обязан вам. Но
не имел удовольствия лично высказать свою признательность.
Разрешите поблагодарить вас теперь. — Федор Матвеевич встал, низко поклонился Рите, поднес ее руку к губам и почтительно
поцеловал.
— Что вы, — смутилась Рита.
— Игорь Николаевич рассказывал мне о вас, но по причи нам мне непонятным препятствовал нашему личному знаком ству.
— Вы лежите в этой палате? — спросила Рита, лишь бы
что-нибудь сказать.
— В другой. Сюда зашел случайно. Завтра люня выписы вают.
— Вас? Игорь Николаевич?
140
— Смею вас заверить, Маргарита... Как вас по батюшке?
— Рита, — окончательно смутилась девушка.
— Ну хорошо, Рита, — согласился Федор Матвеевич. — Игорь Николаевич к моей выписке не причастен. Здесь меньше
всего считаются с мнением врача.
— Игорь Николаевич отстоит вас!
— Осмелюсь не согласиться с вами. Он не имеет достаточ ной власти, чтоб поступить наперекор лагерному начальству.
— Я попрошу Любовь Антоновну! — Федор Матвеевич за кашлялся и словно невзначай вытер повлажневшие глаза.
— Я сердечно благодарю вас за вашу доброту. За большую
душу. Я вам верю, Рита, что вы сумеете вторично спасти меня.
— Но тогда вас спасла не я. Ася!
— Вы и Ася, — уточнил Федор Матвеевич.
— Ася, — глухо повторил Тимофей Егорович.
— Я хотела сказать Аня, — поправилась Рита.
— Не утешай, дочка!
— Откуда вы взяли, что в карцере была Ася? — сердито
спросила Рита, поворачиваясь к Федору Матвеевичу.
— Я понимаю ваш гнев и сознаю свою вину. Я нечаянно, верьте моему честному слову, совсем нечаянно, в разговоре
с Тимофеем Егоровичем упомянул имя его дочери. Вы, очевид но, помните, Рита, когда эти... гм-гм, с позволения сказать, люди... начали душить меня.
— Помню, — подтвердила Рита.
— И я помню. Вы закричали: «Ася! Ты все можешь, помоги
ему!» или что-то близкое к этому возгласу. По причинам вам
вполне ясным мне трудно восстановить ваши слова с большей
точностью, но имя «Ася» я запомнил хорошо. Я имел неосторож ность рассказать уважаемому Тимофею Егоровичу об этом эпи зоде, а он решил, что Ася именно его дочь. Я не видел ее и
к тому же весьма вероятно совпадение имен.
— Я бы и сам поверил в совпадение. Но меня убедила Рита.
— Я?!
— Твое неумение врать, Рита. Мне Игорь Николаевич рас сказывал о пересылке на второй день после того, как вас при везли в больницу. Он мне назвал Асю по имени. Об Асе я
услышал от Сары Соломоновны.
— А от кого она? я ей ничего не говорила.
141
— От Любови Антоновны. Сегодня утРом в палату зашла
Елена Артемьевна. Я спросил ее: «Ася — дочь капитана?»
Елена Артемьевна смутилась и тоже не сумела солгать. Федор
Матвеевич подтвердил, что убитую на пересылке девушку зва ли Асей. Ты неумело врала и я окончательно убедился, что
на пересылке убили мою Асю.
— Но может быть вы ошиблись?
— Не ошибся, дочка. Говори все, как есть.
— Но я не знаю...
— Асе было лет двадцать.
— Да.
— Черноволосая? — Рита молча кивнула головой. — Ро динку возле левого уха не помнишь? — Рита сморщила лоб и, напрягая память, старалась полностью восстановить лицо Аси.
«Родинка... родинка... Была». Но она не сказала ни да, ни нет.
— Значит, помнишь. Расскажи, как она погибла?
— Я не помню.
— Рита!
— Нас посадили в карцер. В соседней камере сидели воры.
Старший вор, Падло, сказал, что начальник пересылки, капи тан Ольховский, велел убить Федора Матвеевича. Я услышала
их разговор. Перед утром привезли Федора Матвеевича. Воры
стали душить его. Я кричала, но мне никто не отвечал. Я
попросила Асю помочь. Ася затерла фитиль из ваты и подожгла
карцер. Она говорила, что за поджог ее посадят к ворам. Когда
нас вывели во двор, Ася сказала начальнику, что карцер по дожгла она. Потом Ася крикнула ворам, что она им не доста нется, и побежала к запретной зоне. Я слышала три выстрела.
Пришел надзиратель и сказал, что Асю убили. Ее за меня
застрелили! И вам голову разбили тоже за меня. Я во всем
виновата.
— Не смей так думать. О матери Ася не говорила?
— Сказала... что мама... умерла... Я виновата. Побейте меня, Тимофей Егорович!
— Не плачь, глупенькая. Помоги мне встать.
— Куда ж е вы?
— К Игорю Николаевичу.
— Он заругает за то, что вы встали с кровати.
— Y меня к нему срочное дело.
142
— Я позову его.
— Y нас с ним мужской разговор, Рита. Один на один.
Спасибо, умница.
— За что?
— За правду. Я теперь все знаю об Асе. Ее убили... Пора
и мне...
— Вы не дойдете, Тимофей Егорович.
— Y меня впереди длинный путь. Не волнуйся, дочка, я
скоро вернусь.
— Я пойду с вами.
— Останься.
— Вы не дойдете, — повторила Рита.
— Чепуха. Я валяюсь уже три недели. С моими синяками
на пятый день люди гуляют.
— Я прошу вас, — упрямо настаивала Рита.
— Разговор с Игорем не для тебя.
— Вы меня гоните? — убито спросила Рита.
— Не обижайся, дочка, так надо.
— За то, что Асю убили?
— Не глупи. Я знаю, кто виноват. Раз уж ты так хочешь, проводи к Игорю и назад.
YB^i;eB Тимофея Егоровича и Риту, Игорь Николаевич удив ленно посмотрел на них. Любовь Антоновна осуждающе пока чала головой и, торопливо подойдя к капитану, помогла ему
сесть.
— Вы полюбуйтесь на них! — взорвался Игорь Николаевич.
— Я прописал ему постельный режим минимум еще на неделю, а он расхаживает. Кто тебе велел приводить его? Кто, я тебя
спрашиваю? — Рита виновато посмотрела на рассерженного
главврача и растерянно пробормотала: — Тимофей Егорович сам попросил.
— Сам?! А если он тебя попросит в яму столкнуть? Ты и
тогда не откажешь ему? А вы тоже хороши, Тимофей Егорович!
Все лечение насмарку пойдет.
— Игорь Николаевич! — вспыхнула Любовь Антоновна. — Вы разрешаете себе лишнее. Вам следует не таким тоном раз говаривать с больным. Больной нарушил предписанный врачом
режим. Нехорошо. Но кричать — тоже не похвально.
143
— Я сам все придумал, — заговорил Тимофей Егорович. — Ругайте, но выслушайте.
— Говорите, — отрывисто разрешил Игорь Николаевич, — пожалуйста, покороче. Ложитесь. Так вам будет удобней.
— В карцере на пересылке убили мою дочь Асю, — ровным
глухим голосом проговорил Тимофей Егорович.
— Кто вам сказал? — Игорь Николаевич скомкал недоку-ренную папироску и швырнул ее в угол. — Молчите? Рита?
Больше у вас никого не было. Спасибо, Рита, услужила.
— Я ничего не говорила... Я... — срывающимся от волне ния голосом оправдывалась Рита.
— Не нападайте на нее, Игорь Николаевич. Она не умеет
лгать, и только.
Лицо Тимофея Егоровича побледнело. Любовь Антонов на поудобнее уложила его на топчане.
— Рита, Рита. Девчонка, — Игорь Николаевич укоризненно
покачал головой, — в лагере и вранью следует учиться.
— Нехорошо мне, старому моряку, перед смертью обучать
вранью детей. Мне бы поучиться у нее.
— Женщины не могут держать язык за зубами, — сердито
буркнул Игорь Николаевич.
— Вы правы. Поэтому я и хочу с вами поговорить наедине.
— Рита, сходи в землянку. Катя хотела увидеть тебя, — по просила Любовь Антоновна. Дождавшись, когда девушка выш ла, доктор обратилась к Тимофею Егоровичу. — Женщин нет, можете говорить свободно.