пять назад я работала акушеркой в заштатном городишке.
Летом один житель заболел холерой. Жены у него не было, он жил вдвоем с дочерью. Карантин в городе еще не устано вили: местные власти по своей халатности отмахнулись, когда
врачи предупредили их о возможности вспышки эпидемии.
Дочь больного холерой про больницу не хотела и слушать.
Через два дня ее отец умер. Врачи сказали, что необходимо
продезинфицировать вещи и труп. Какая-то не совсем умная
соседка нашептала дочери умершего, что после дезинфекции
отца не будет хоронить поп. Конечно, это была наглая ложь: священники хоронят во всех случаях, кроме самоубийц и отлу ченных от церкви. Но девушка поверила сплетнице, заперла
148
дом и не разрешила дезинфицировать вещи и труп отца. Я долго
уговаривала ее, напомнила, что холера унесла в могилу многие
жизни, сказала, что по ее вине погибнет еще не один человек.
Я говорила, а сама думала: какое ей дело до чужих смертей?
Что, она будет меньше мучиться? Y нее убавится горя? Своя
болячка больней. Девушка слушала меня и не соглашалась.
Она хотела схоронить отца по русскому обычаю, с попом, с
пением, с крестом. Это была для нее последняя радость, горь кая, мрачная, но радость. Я убеждала ее, что отца так и схо ронят, но девушка мне не поверила. Кто я для нее? Приехала
из столицы, ничего не понимаю в их жизни. Она видела одну
цель: схоронить любимого отца так, как этого хотел он сам.
И схоронила. Вскоре вспыхнула эпидемия. Погибли сотни лю дей. Дочь тоже умерла от холеры. Она не щадила себя. Но
каково ей было узнать перед смертью, что невинные люди
поплатились жизнью за ее последнюю радость. Ася... Я тоже
плакала о ней, хотя мое горе перед вашим — не горе. А что
бы сказала Ася, если бы она узнала, как вы хотите отомстить
за нее. Вы любите дочь больше себя. Подумайте о ней! — Любовь Антоновна замолчала. Тимофей Егорович встал. Игорь
Николаевич хотел помочь ему, но он мягко отвел его руку.
— Пойду в палату. Не провожайте. Хочу побыть один.
— Темно, — заикнулась Любовь Антоновна.
— Дойду, — Тимофей Егорович взялся за ручку дверей, но
в ту же секунду кто-то рванул дверь из коридора и в кабинет
влетела Рита. Тимофей Егорович пошатнулся, а Рита, не заме тив его, хотя они столкнулись почти вплотную, стремительно
подбежала к Игорю Николаевичу.
— Сумасшедшая! Не видишь?.. — закричал Игорь Нико лаевич, но, взглянув на Риту, осекся. Расширенными от ужаса
глазами девушка смотрела на него. Из ее горла вырвался не членораздельный крик, подбородок дрожал, бледное лицо свело
судорогой мучительного страха и отчаяния.
— Клава... — с трудом выговорила Рита.
— Что с ней? — стараясь сохранить спокойствие, спро сила Любовь Антоновна.
— Клава... На чердаке восьмого...
— Объясни толком, — попросила Любовь Антоновна, но
Рита вместо ответа уткнулась ей в грудь.
149
— Клава... на чердаке... восьмого... корпуса... — Больше
Рита не сказала ни слова. Игорь Николаевич приподнял поло вицу, достал нож и еще что-то тяжелое, завернутое в темную
тряпку, и торопливо рассовал все по карманам.
— Куда вы? — растерянно спросила Любовь Антоновна.
— На чердак, — отрывисто ответил Игорь Николаевич.
— А мы?
— Оставайтесь здесь. Присмотрите за больными. Лекарство
в тумбочке.
Любовь Антоновна не успела возразить. Игорь Николаевич
уж е был в коридоре. В замочной скважине щелкнул ключ.
Молодая девушка, старый врач и больной капитан остались
одни. Над кабинетом повисла зловещая тишина и грозная
неизвестность. Тайну знала только Рита, но она молча лежала
на топчане и лишь слабое дыхание говорило о том, что девушка
еще жива.
КЛАВА И СЕДУГИН
— Вы верите в сны, Елена Артемьевна?
— Я их никогда не вижу.
— Совсем-совсем никогда? — допытывалась Клава.
— Ночью снятся, а утром забываю.
— А ты, Катя? — не унималась Клава.
— Мне, перед тем, как в лагерь попасть, снился пожар.
Вроде все наше село сгорело. Одни головешки кругом и коро вы мои мычат. Я бабам рассказала, а они в один голос: «Не
к добру». Так оно и вышло, — охотно рассказывала Катя, подбрасывая в печурку дров.
— А я верю, — убежденно сказала Клава. — Мне сегодня
церковь снилась. Я раньше два раза в церковь ходила, а теперь
почему-то приснилась.
— На воле во сне увидеть церковь — к тюрьме, — вмеша лась в разговор Лида, — а в лагере к чему?
— Спим долго и снов много, — заметила Елена Артемьевна.
150
— В церковь шло много людей, все в черном. В колокола
бьют, а звона не слышно.
— Когда люди шумят, не расслышишь, — равнодушно за метила Катя.
— Народу полным-полно и все губами шевелят, будто го ворят. Звонарь за колокольную веревку дергает, а тихо, как
в немом кино.
— Ты и раньше так часто сны видела? — усмехнулась
Елена Артемьевна. — Три недели живешь в землянке и каждую
ночь сон. И обязательно страшный или оригинальный... Сту чат. Открой, Лида. Ты поближе к дверям сидишь.
— Можно к вам? — басом спросил высокий плечистый
парень, входя в землянку.
— Раз вошел, значит можно, — весело прощебетала Лида.
— Пореже сюда заглядывай, — недружелюбно посовето вала Катя.
— Садись, Степа, — робко пригласила Клава.
— Вы не серчайте, — попросил Степан. — Я на минутку
к вам заскочил.
— Гость из дома — хозяину радость.
— Ну зачем ты так, Катя, — дрогнувшим голосом спроси ла Клава, но Катя, словно не расслышала ее вопроса, поверну лась к Степану спиной.
— Я хочу поговорить с тобой, Клава. Наедине, — добавил
Степан, покосившись на Катю.
— Выйти нам что ли, оставить голубков одних? — насме шливо спросила Катя.
— Ты некрасиво себя ведешь, — раздраженно заметила
Елена Артемьевна.
— А что он к Клавке шастать повадился? — сердито огрыз нулась Катя.
— Какая ты неблагодарная, Катя. Седугин жизнью риско вал из-за нас, а ты злишься. Простить не можешь за то, что
он конвоировал тебя. Степан солдат, его заставили, а ты не
понимаешь.
— Все понимаю, Елена Артемьевна. Он спас Ефросинью
и нас, когда мы вечером шли с работы. Спасибо ему. — Катя
говорила о Седугине так, словно речь шла о ком-то посторон нем, а он сам был где-то далеко отсюда и не слышал, да и не
151
мог услышать ее слов. — Он тогда и мне хорошим показался.
А тут что он вытворяет! Его воры отлупили, за них он в боль ницу попал и с ними гуляет.
— Ты наговариваешь, Катя.
— Его самого спросите, Елена Артемьевна. Вчерась лакал
вместе с Чумой водку. Лакал! Мясо тебе Волк в палату таскал?
Таскал! В обнимку с ним по зоне вечером шастал? А кто тебе
сахару дал? Опять ж е Волк. За какие такие заслуги они награж дают тебя? Может, в помощниках у воров ходишь? Аль мор дой вышел и бабой ихней стал? — разгневанная Катя вплот ную подступила к Степану.
— Но-но! Ты поосторожней! — с угрозой процедил Степан, отступая под натиском разъяренной Кати. — Я б тебя мог...
Не трус я. Сама видела. Со старухами не воюю.
— Я старуха?! Вы! Вы меня старухой сделали! Я девка
еще! Сожрали вы меня! — истерично выкрикивала Катя.
— Пошли со мной, Клава, — позвал Степан, выходя из
землянки.
— Я выйду? — спросила Клава, умоляюще оглядывая всех.
Елена Артемьевна нерешительно пожала плечами. Лида сочув ственно посмотрела на Клаву и чуть заметно кивнула головой.
Катя встала у дверей.
— Не ходи! Уйдешь — не вертайся! — слова Кати прозву чали резко и повелительно.
— Куда ж я пойду? — растерялась Клава. — Обратно в
вензону? Да? Заразная... Выгоняете? Может, Степан что хоро шее скажет мне.