156
устроят, Клавочка! Дров колоть не надо — на голове поколят.
Без воды обойдешься, слезами умоешься.
— Ты отдашь ее Игорю?
— Обязательно! Топай назад в землянку. Часа два пере кантуешься — и в вензону. — Голос Седугина звучал властно
и неумолимо.
— Полезу... Только письмо на Игоря...
— При тебе порву, — пообещал Седугин. Клава, согнув шись, словно на плечи ее лег непомерный груз, шла к восьмому
корпусу.
ИГРА
— Заскочим в вензону? — Седугин замялся. Волк потянул
его за рукав. — Пойдем, посидим. Послезавтра на этап тебе.
— Как... на этап? — Седугин застыл на месте.
— Повезут, Степочка, повезут. Ножками не потопаешь. Д о
глубинки далеко. — Волк с притворным сочувствием посмотрел
на Седугина. — Дорогу строить надо: «Дорогу построили быст ро, дорога пряма, как стрела, ох, сколько крови, сколько силы
дорога у нас отняла», — грустно пропел Волк.
— Ты чего воешь? Сожрать кого захотел? — игриво спро сил Чума, незаметно выныривая из калитки вензоны.
— Песню пою кирюхе, — отозвался Волк.
— А-а-а... На этап его провожаешь? — в нос просипел Чу ма, бросая быстрый взгляд на Седугина.
— И ты знаешь? — подавленно спросил Седугин.
— Ты о чем? — наигранно удивился Чума.
— Об этапе, — угрюмо буркнул Седугин.
— Кто ж про этап не знает? Спроси любого мусора. Волк
воет, аж за душу хватает. Я тебе веселое спою. Хочешь? — предложил Чума и, не дожидаясь согласия Степана, загундо-сил: «Я рекордистом был чекистской волею, я рекордистом
был и тем горжусь, тебя, дорога моя, я строил и по тебе теперь
я прокачусь». Строй, Степа, и катайся! Выполним и перевы полним! Хо-хо-хо-хо!
157
— Вот Чума! — одобрительно хмыкнул Волк.
— Интересно, кто эти песни сочиняет? — задумчиво спро сил Чума. — Сколько за них грошей лукают? Сочинить бы
десяток и чтоб за каждую пять полбанок или грошей кусок.
— Ту, что я пел, зек один сочинил. Я сидел с ним, — по хвастался Волк.
— Ну, это я знаю, что зек. А про рекордиста тоже зек?
— лукаво спросил Чума. Теперь рассмеялись оба. Волк хохо тал глухо и утробно. Чума повизгивал и бил себя по животу.
— Вор в законе про рекордиста сочинил, — давясь от
смеха прохрипел Чума.
— Сука! — подхватил Волк.
— Фраер! — перебил его Чума.
— Ну хватит, — махнул рукой Волк. — Спроси Степу кто, он знает.
— Значит этап — это точно?
— Этап — точняк, Степа! — авторитетно заявил Волк. — Ты скажи, кто песню про рекордиста сочинил.
— Сдалась мне ваша песня! — взорвался Седугин. — Я вам
об этапе, а вы мне блевотину какую-то толкаете.
— Пойдем, Волк. Дядя мусор нас не уважает, — притворно
вздохнул Чума.
— Заткнись! — цыкнул Волк. — Степа не верит нам. Мне
обидно! Чтоб я, Теша Волк, свистел?! Да что я, порчевило
какой-нибудь?! Меня люди с тридцать седьмого знают!
— Ты же сука. И Чума тоже, — добавил Седугин, помолчав.
— Иди с ворами толкуй. Они тебя один раз отметелили, еще раз пропустят и копыта отбросишь. Вон дежурняк идет, спроси у него про этап, — посоветовал Волк.
— Он со мной разговаривать не станет, — насупился Се дугин.
— Я с ним потолкую, — Волк поманил надзирателя паль цем. Тот нехотя, вразвалку, подошел к ним.
— Чего тебе? — хмуро спросил надзиратель.
— Скажи ему, — Волк указал на Седугина, — когда его
на этап отправят.
— Айда-пошел, Волк, не полагается зекам этого знать.
— Скажи, — попросил Волк. — Я одну бацильную тряпку
подкину.
158
— В карцер загремишь, не трепись при всех, — злобно
прикрикнул надзиратель.
— Ну и пусть твой кирюха...
— Мне заключенные бывшие надзиратели не кирюхи, — возразил Айда-пошел, — а что на этап его — это да. Сегодня
на вахте слышал. Послезавтра погонят на штрафняк. Игорь
говорил.
— Игорь, — со злобой повторил Седугин. — В глаза Сте пой зовет, а за глаза...
— Он такой Игорь! — сочувственно поддакнул надзира тель. — Тебя хвалит, а на вахте стучит. Некогда мне с вами, — заторопился Айда-пошел.
— Заходи вечером туда, — пригласил Волк надзирателя, не уточняя, куда «туда» должен зайти Аля-улю. Надзиратель
расплылся в улыбке.
— Зайду. Обязательно зайду, — на прощанье заверил он.
— Айда-пошел — человек! А Игорь — мусор! — с отвраще нием проговорил Чума.
— Ты нахалку Игорю лепишь, — вступился за главврача
Волк. — Игорю на Степку Клавка фукнула.
— Клавка? — Седугин прищурился. — Ты чего на девку
зря наговариваешь? В вензоне была? Да? С Васьком жила?
Да? На нее все можно? Да? Тявкни еще слово, Волк... Меня
бить учили.
— Да и я притырю так, что с копыт полетишь, — лениво
ответил Волк, сплевывая сквозь зубы. — Ты за Клавку мазу
держишь напрасняк. Фукает она... Но-но, Степа... ты полегче
с грабками. Не лезь к хлебальнику. Сломаю грабку, недели
две здесь прокантуешься.
— Попадешься ты мне! — сквозь зубы процедил Седугин.
— Я попадусь или нет, а вот ты мне с Клавочкой попался.
Дорого берет сука, — протянул Волк, доставая из кармана
исписанный лист бумаги. — За полкуска продала мне его, — задумчиво добавил Волк, помахав письмом перед носом оше ломленного Седугина.
— Отдай! — крикнул Степан.
— Подержи его, Чума, — попросил Волк, пряча письмо в
карман. — Узнал свой почеркл По глазам вижу, что узнал.
159
— Как оно попало к вам? — растерянно спросил Седугин.
— Еще спрашивает как, — усмехнулся Волк. — Клавка
его дюбнула у тебя и притаранила мне за полкуска. Здорово
ты про мусоров пишешь! «Они убивали людей. Я сказал, чтоб
не стреляли, а мне пятнадцать лет». Как там у тебя дальше?
— Что ты хочешь?
— Я? Ничего. Ксивенку твою отдам начальнику, чтобы и
он почитал.
— Ты же вор!
— Сука, Степа! Сука! Мне положено закладывать. Ка-наем, Чума, что с ним трекать?
— Не Клавка вам это письмо отдала! Она любит меня!
— Тебя? Y ней на буфере выколоно: «Клянусь любить
Юрка». Она Юрка тоже заложила... по любви.
— Врешь, Волк! Ее заставили наколоться. Воры застави ли! Такие, как ты, и у меня полжизни отняли.
— Тебя воры лупили, а мы и пальцем не тронули. Мы, суки, воров не любим. За мусоров мазу держим.
— А Клавку вы заставили!
— Какой ж е ты, Степа, недоделанный!.. Бабе своей веру
дал. Кто про твою ксиву знал, кроме нее? Сказать нечего?
Язык в рыжей девятке застрял? Да? Вы один на один в пала те были, когда ты ей о ксивенке трекнул. Хочешь, твои слова
повторю? «Я, Клавка, самому министру написал, в Москву.
Поговори с Игорем, он за зону без конвоя ходит, пусть бросит
письмо». Толковал ты так Клавке?
— Говорил, — вырвалось у Седугина. — Откуда вы узнали?
— Она сказала. Хочешь, верь, хочешь, скажи, что сви стим. Сегодня ксивенку из рук в руки пульну начальнику, — Волк ласково похлопал себя по карманам.
— Зачем тебе? — подавленно спросил Седугин.
— Спрашиваешь... За хорошую работу меня в больнице
месяца три продержат. Стал бы я даром гроши лукать.
— Я тебе заплачу за письмо.
— Ты?! А гроши где возьмешь?
— В колотье прошпиль ему, — посоветовал Чума.
— Он карты держать не умеет, — презрительно усмехнул ся Волк.
160
— Умею я играть, — запротестовал Степан. — За сколько
письмо оценишь?
— За свою цену. Я тебе не барыга. За полкуска купил, за
полкуска проиграю.
— Y меня нет денег, — упавшим голосом признался Седугин. — Я завтра достану.
— Ждать долго до завтра. Играй сегодня.
— А что играть-то?
— Найдем, — успокоил Волк. — Все шмотки, что на тебе, за полкуска играю. Только все до последней нитки.
— Где играть будем? — заторопился Седугин.